В последнем храме находится большое количество статуй и книг: новые вещи вперемежку со старыми, причем все это содержится крайне небрежно.

На гребне, который доминирует над дворцом дзонпона, по сути дела находится не монастырь, а весьма скромный храм. Некогда он являлся святилищем царского замка, располагавшегося на этом чрезвычайно крутом холме, и сейчас остается единственным зданием, избежавшим разрушения. Кажется, это наиболее древний из всех здешних храмов. Его стены покрыты восхитительными фресками, принадлежащими школе Гуге, на них представлены восемь божеств врачевания. В центре – большие статуи позолоченной бронзы изображают Вайрочану, Ваджрапани, Манджушри и Ченрези, а на алтаре располагается самая настоящая коллекция чрезвычайно древних скульптур, имеющих огромную художественную и историческую ценность, так как ясно, что они были принесены сюда индийскими проповедниками буддизма и паломниками около X века н. э. В особенности мое внимание привлекают три очень старых скульптуры; они исполнены в той же манере, как и владыки Гуге, изображенные на стенах храма в Цапаранге, и помимо совершенно особого, светского, необычного для храмов характера исполнения, что уже само по себе делает их чрезвычайно интересными, представляют собой самые настоящие образцы высокого искусства. Нет ни одной детали, которая не была бы исполнена с максимальной тщательностью, начиная от выражений ликов, имеющих убедительность портрета, и кончая рисунками и орнаментами на пышных китайских одеяниях. По традиции, глашатаем которой выступил наш проводник, старый монах из Давадзонга, эти три фигуры представляют Чодагпо, то есть последнего владыку Гуге, чей образ сохранился таким путем в памяти потомков, его брата и высокого ламу, освятившего этот храм.

Колоссальная статуя Майтрейи в Давадзонге

Совершенно ясно, что мы не можем с уверенностью утверждать, является ли скульптурная фигура изображением последнего царя Гуге, однако перед нами несомненно портреты принцев или царей несчастливой династии, которая, наделив страну политическим могуществом, экономическим процветанием, привив ей любовь к искусству, сошла на нет, практически не оставив по себе никакой памяти.

На стенах храма можно восхищаться длинными рядами фресок, изображающих исторические эпизоды из жизни Будды, – разнообразные сюжеты сменяют друг друга, напоминая основные этапы жизненного пути Учителя. Эти росписи не представляют собой ничего нового, так как строго следуют традиционным схемам, в то же время они исполнены с удивительным совершенством и редкой точностью рисунка.

Еще более значительны панно по обе стороны врат, воспроизводящие историю основания храма: принцы и землевладельцы, монахи и миряне, факиры и караванщики, праздники и танцы – сцены мирской жизни, полные движения, веселости и цвета. Словно оживляющий луч света выхватывает из могильной тьмы и возрождает целый мир с его базарной сутолокой и дворцовым великолепием.

Все свидетельствует о том, что мы находимся в самом сердце Гуге: останки древних зданий встречаются все чаще. В Давадзонге, на скале, нависающей над нашим лагерем, расположившимся на левом берегу реки, капитан Герси исследовал по меньшей мере сто пещер, вырытых в глинистой почве. Сейчас там никто уже не живет, однако они нередко сохраняют следы прежних обитателей. На вершине гребня развалины домов и замков. Четыре стены, покрытых красной краской, – вот и все, что осталось от храма.

После непродолжительного нетрудного перехода мы достигли Кангсара. Широкая долина, образуемая двумя притоками Сатледжа, кажется большим оазисом, опоясанным со всех сторон безводными, глинистыми желтыми цепями холмов. В удалении посреди крохотных полей виден домик; длинные ряды чортенов, руины храмов и домов, рассеянные вблизи нашего лагеря, свидетельствуют о том, что мы находимся в некогда густонаселенной местности. Еще раз перед нами ясное свидетельство того, что бескрайняя пустыня Западного Тибета, вопреки бесплодию и высокогорному положению почв, не является абсолютно непригодной для прокормления значительного населения. Деятельные и трудолюбивые крестьяне, каковыми являются тибетцы, могли бы при рачительном руководстве процветать, как и в былые времена, в этом действительно суровом крае, являющемся в то же время одним из самых красивых и целебных в мире.

Всё послеобеденное время мы посвящаем изучению развалин и чортенов, переживших века; собрание ца-ца обогащается новыми чрезвычайно интересными образцами. На обширном плоскогорье недалеко от нашего лагеря немногочисленные останки фундаментов явно свидетельствуют о том, что и здесь Ринченцзанпо вместе со своими последователями воздвигал храмы, ставшие проводниками новой веры.

Ряд чортенов

Надо всем возвышаются огромные чортены, своими красными громадами рассеивающие печаль долины. Эти монументы словно печать, которой отмечен здешний, покинутый всеми край, куда мы пришли с целью изучения духовной жизни его древних обитателей. Более чем когда-либо вырисовывается их символическое значение – в Тибете ступы были сооружены не столько для сохранения реликвий или книг, сколько для символической архитектурной демонстрации Учения об освобождении. Таким образом, они изображают наиболее тонкое из трех тел Будды, то есть духовное тело; иными словами, представляют закон мироздания в его вечной неизменной сущности, наряду с его словесным отражением, а так как данный закон в традиции Махаяны отождествляется с универсальной причиной бытия, эти сооружения приобретают также космический смысл. Как и мандала, используемая в обряде посвящения, ступы символизмом своих линий, планов и структур отражают вечно меняющийся процесс, в ходе которого от изначальной причины всех вещей исходит и обретает форму мир иллюзий, в свою очередь возвращаясь и сливаясь с источником при помощи освобождающего сознания.

Следуем путями, имеющими многовековую историю, на каждом повороте которых встречаются следы древних жилищ и руины культовых сооружений. Останавливаемся в Миламе, селении, не обозначенном на картах. Здесь должен был находиться один из самых крупных монастырей края. Чортены самых разных размеров, местами встречающиеся изолированно, иногда группами, иногда длинными рядами по 108, указывают на то, что гомпа, от которого остаются лишь жалкие останки, некогда пользовался особым почитанием. Еще один рубеж распространения буддизма, завоеванный пламенной апостольской проповедью Ринченцзанпо.

Вновь передо мной предстает во всем своем значении фигура подвижника, биографию которого мне довелось реконструировать [32]. Совершенно естественно то почитание, которым этот апостол буддизма окружен в Западном Тибете, где нет практически ни одного храма или часовни, ни одного сохранившегося произведения искусства, которые не были бы вызваны к жизни воодушевляющим энтузиазмом основателя тысячелетней религиозной школы. Данное почитание исходит от далеких по времени и, к сожалению, часто совершенно выродившихся потомков переживающей упадок традиции и являет дань памяти одному из основоположников ее былого величия.