цветы, похожие на эксперимент сумасшедшего селекционера, может поэтому от них просто глаз не оторвать?

– До завтра… – объявляю Маше, собираясь выйти из машины.

Завтра мы планируем посмотреть еще пару офисов и выбрать что-то оптимальное, а сегодня мне нужно забрать Мишу у его бабушки, потому что в детском саду настоящая эпидемия гриппа, и я не знаю, куда пристроить его завтра. Возможно, мне придется взять его с собой. К счастью, он будет только рад послоняться по городу, вместо того, чтобы идти в детский сад.

Иногда мой сын чертовски упрямый. И когда он упрямится, становится уменьшенной копией своего отца, который будто поселился в моей голове с тех пор, как возник на горизонте две недели назад.

– До завтра, – откинув собственный козырек, она водит пальцем по губам, нанося поверх помады прозрачный бальзам.

Заталкивая в сумку перчатки и телефон, выбираюсь из машины и ступаю на тротуар, который расчищен до самого асфальта, будто прилегающую к администрации территорию коммунальщики решили наградить своим вниманием на все сто пятьдесят процентов. Именно поэтому я не могу оправдать свое участившееся сердцебиение препятствиями в виде снега или чего-то еще.

Глядя на фасад пятиэтажного здания администрации, чувствую себя так, будто приближаюсь к раскаленному пыточному паяльнику. На парковке перед входом все машины расставлены в идеальном порядке в соответствии с выделенными местами. Не создавая суеты и толкучки, видимо, все дело в том, что парковка здесь ограничена.

Охранник у турникета спрашивает мое имя, и хоть я не думаю, что оно кому-то здесь знакомо, мужчина всматривается в мой паспорт так, будто я опасная преступница.

Убирая в сумку документы, отхожу к окну.

Через пять минут за моей спиной возникает женщина со старомодной прической в виде собранного на затылке пучка волос и в костюме, состоящем из клетчатой юбки и пиджака. Кажется, ей слегка за пятьдесят. Она представляется Надеждой и просит пройти за ней, проявляя нулевой интерес к моей персоне.

Не знаю, с чего вдруг меня это коробит. Я не чертова знаменитость.

Я знаю, что это его секретарь, и вопреки любой логике осматриваюсь по сторонам с гораздо большим любопытством, чем мне бы хотелось.

Мы поднимаемся на второй этаж и проходим через приемную, после чего попадаем в коридор, где вдоль стены выстроились стулья для ожидающих, а из окна открывается вид на проспект и историческую часть города.

– У него сейчас посетитель, – женщина указывает рукой на стулья. – Но я скажу ему, что вы здесь.

Просто отлично.

Бросив на стул свою куртку и сумку, наблюдаю за тем, как секретарь господина Чернышова скрывается за дверью приемной, оставляя меня одну, но две минуты спустя “хозяин” этих коридоров и приемных открывает дверь своего кабинета, возникая на пороге в костюме, галстуке и без каких-либо признаков бандажа. Его правая рука опущена вдоль тела, лицо гладко выбрито, а голубые глаза кажутся непозволительно яркими в сером окружающем нас свете.

Глава 27

Наши дни

Оля

Не изменяя своим последним привычкам, Чернышов пробегается по мне взглядом от макушки до пят, но за последние четыре дня во мне мало что изменилось. Разве что внутри. Там у меня настоящий свинцовый коктейль оттого, что заменить ощущения от близости с этим мужчиной будет сложнее, чем мне по наивности казалось.

Разъедающее желание освежить память душит меня уже не первый день, и я боюсь того, что оно вылезет наружу со всеми своими дерьмовыми последствиями, которые уничтожат даже то подобие нормальных отношений, которые существуют между нами сейчас. Я не могу так поступить со своим сыном. Не тогда, когда его отец так плотно и с размахом входит в его жизнь.

– Дай мне минуту, – просит Руслан, прежде чем исчезнуть за дверью.

Через минуту он снова появляется и на пороге прощается с пожилым, незнакомым мужчиной, который посылает мне рассеянный кивок и с очень задумчивым видом удаляется по коридору.

Подойдя к стульям, Руслан вешает на локоть мою куртку и кивает на дверь:

– Проходи.

Оставляю без внимания его “джентльменство” и направляюсь внутрь.

Что ж. Здесь просторно.

К рабочему столу примыкает стол для мини-совещаний. Человек на пять или шесть. На стене карта города, разбитая на районы, за огромными окнами все тот же вид, что и из коридора. Ничего вычурного или индивидуального, но я все равно задерживаю глаза на разных мелких деталях, вроде “доски почета”, которая заполнена наградами и достижениями, и я не сомневаюсь в том, чьи они.

В какой-то момент я перестала следить за его достижениями и сейчас, глядя на все эти знаки отличий, чувствую желание подойти и познакомиться с ними поближе. Желание познакомиться с его достижениями настолько живое и настоящее, что коробит меня. Каждая чертова награда из этой коллекции, мне вдруг интересна, будто она моя собственная. Это иллюзия и чертов мираж.

Отвернувшись, присаживаюсь на первый стул в ряду. Самый ближний к его столу. На его столе только раскрытый ноутбук и два телефона рядом.

– Нотариус уже едет, – слышу за своей спиной.

– Хорошо… – укладываю на соседний стул свою сумку.

Слышу шаги, и через секунду Руслан занимает большое кожаное кресло, в процессе снимая трубку рабочего телефона.

– Надя, сделай нам кофе, – просит, глядя на меня.

Ему идет это кресло. То, что он чувствует себя в нем раскованно не то открытие, которое могло бы меня удивить, я слишком хорошо знаю, как долго он к этому шел.

– Выглядишь официально, – положив трубку, он смотрит на белую блузку, в которую я одета.

Я не могу разгадать его настроения, в последнее время он делает все, что хочет, и сейчас тон его голоса совсем не официальный.

– Я была в нашем университете, – говорю ему. – Встречалась кое с кем в деканате, собирала информацию.

– Хочешь там работать? – спрашивает ровно.

– Хотела пару лет назад, – изучаю свой маникюр. – Но Миша тогда постоянно болел, и я поняла, что мне удобнее будет работать из дома. Мой поезд ушел. Я не стала подавать документы в аспирантуру.

Чернышов молчит, и я перевожу на него глаза.

Прижав к губам кулак, он смотрит на меня, и фамильная складка между его бровей становится чуть глубже, чем секунду назад.

– Если ты этого хочешь, все можно решить, – говорит из своего кресла.

Эта забота могла бы вывести меня из себя еще неделю назад, но сегодня выходить из себя я не намерена, но это не значит, что мне не больно.

Его не было рядом, когда он был нужен.

Кажется, он тоже это понял, иначе