близок к тому, чтобы объявить голосование за то, чтобы выгнать меня из клуба в отместку за ситуацию с клиенткой кейтеринга.

– Можно поговорить с тобой снаружи? – спраши- ваю я.

Так и не дождавшись ответа, разворачиваюсь и возвращаюсь в пустой кафетерий, беспокойно расхаживаю по нему. Когда он наконец выходит из кухни, в груди у меня словно взрывается облегчение. На секунду мне показалось, что он просто проигнорирует меня.

– Я занят, – говорит он, скрещивая руки на груди.

– Обещаю, это ненадолго. – Я сразу начинаю со скользкой темы: – Мы так и не обсудили то, что произошло в «Сделках-Сделках». С сеу Ромарио все в порядке?

Брови Педро удивленно взлетают вверх.

– И у тебя хватает наглости? Ты спрашиваешь меня, в порядке ли мой дедушка?

– Да.

– Нет, он не в порядке, – говорит он, становясь все злее и злее. – Если действительно хочешь знать, он заболел. Он постоянно беспокоится о «Сахаре». А теперь твоя мать украла у нас работу, так что можешь себе представить, как дела у меня дома.

– Моя мать не… уф! – Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. – Она обратилась к клиентке, чтобы очистить имя бабушки, а потом клиентка решила дать нам еще один шанс. Твоя семья тоже будет обслуживать заказ. Мы должны работать вместе.

– Ладно, хватит, – говорит Педро, поворачиваясь ко мне спиной.

– Я не пытаюсь затеять ссору, – быстро добавляю я. – Пожалуйста, просто послушай одну секунду?

Он одаривает меня свирепым взглядом.

– Чего ты хочешь? Ты пришла, чтобы извиниться за свою мать и сообщить мне, что «Соль» не будет вмешиваться? Если нет, то я ничего не хочу от тебя слы- шать.

У меня саднит в горле. Но сейчас я не струшу.

– Я хочу, чтобы мы стали посредниками между нашими матерями.

– Что?

– Чтобы убедиться, что они смогут работать вместе, – объясняю я.

Меня бесит, что он уже смеется. Но я продолжаю:

– «Сделки-Сделки» наступают на «Соль» и «Сахар». Я бы не просила, если бы это не было так срочно. Мы должны что-то сделать.

Мои слова только еще больше выводят его из себя. Он косится на меня, как будто не может до конца поверить, что этот разговор вообще происходит.

– Не считай, что тебе известно, что происходит в «Сахаре», – говорит он. – Сделай одолжение, сегодня днем в клубе разговаривай со мной только в случае крайней необходимости, хорошо?

– Педро, подожди. – Я кладу руку ему на плечо, чтобы остановить его, и он вздрагивает, как будто я только что его обожгла. – Извини, я… Нам тоже нужна эта работа. Если мы не сможем оплатить наши счета, я боюсь… Нет… Я… я уверена, что «Сделки-Сделки» загонят нас в угол. Поправь меня, если я ошибаюсь, но если вы, ребята, также рассчитываете на эту работу, чтобы держаться подальше от «Сделок», не должны ли мы… Я имею в виду… Разве мы с тобой не должны сделать все возможное, чтобы у нас все получилось?

– С «Сахаром» все было в порядке, пока твоя мать не устроила нам саботаж, – говорит он.

– На днях ты говорил другое.

Он хмурится.

– Ты неправильно меня расслышала.

– Почему ты ведешь себя так, как будто ничего не происходит?

– Потому что ничего не происходит, – парирует он.

Я начинаю уставать от этого бесконечного пинг-понга.

– Ничего не происходит? – Я скрещиваю руки на груди. – Тогда почему твой дедушка с такой яростью швыряется выпечкой в «Сделках-Сделках»? Почему твоя мать кричит посреди улицы, что она скорее продаст «Сахар», чем станет работать с моей матерью? – Мои плечи опускаются. Я не знаю, как еще его убедить. По крайней мере, он все еще ждет у двери, пусть даже и не смотрит на меня. – Мы с тобой оба знаем, как важна эта работа. Наши семьи рассчитывают на нее. И теперь клиентка говорит, что заплатит больше, если наши матери будут работать вместе… Я… я признаю, что лично я не была согласна с решением мамы печь пирожные, но мы были в отчаянии. Педро, без этой работы мы оба отдадимся на милость «Сделок-Сделок». А они нас не пощадят.

Наконец он поворачивается ко мне лицом, глядя прямо в глаза.

– Ты помогла бы мне, если бы я пришел к тебе с этой идеей?

Его вопрос обрушивается на меня, как тонна кирпичей.

– Это… было бы нелегко, – признаю я, но быстро добавляю: – У тебя есть полное право злиться на мою семью. Но все, что я знаю, – это то, что я не хочу терять свой дом. И сейчас я готова пойти на унижение. Я должна что-то сделать.

– Я не пытаюсь унизить тебя. – Он озабоченно чешет затылок, оставляя на лбу облако растрепанных кудрей. – Я тоже… ты знаешь… был не согласен с решением моей мамы испечь эмпадинью для того заказа. Меня не было дома, когда это случилось. Но я и не виню ее за то, что она это сделала. В последнее время кейтеринговых заказов не так уж много, а платят за них хорошо, так что…

Ни за что бы не подумала, что он это скажет.

– Я думаю, мы ссорились из-за решений наших матерей, даже при том, что были с ними не согласны, – говорю я. – Не пора ли перестать ссориться друг с другом из-за того, чего мы не делали?

Педро кивает и отводит взгляд.

– Хорошо, если я соглашусь, что мы должны работать вместе, что именно ты предлагаешь?

Мое сердце наполняется надеждой.

– Мы могли бы стать связующим звеном между пекарнями. Помочь нашим матерям увидеть причину, когда все становится сложным. Они бы, знаешь ли, не узнали, что мы это делаем. Но за кулисами мы многое можем сделать как посредники.

Педро секунду молчит, глубоко задумавшись. Но потом ухмыляется.

– Разве не ты говорила на днях, что скорее умрешь, чем попросишь меня о помощи?

Я невесело усмехаюсь.

– Да, ты разговариваешь с призраком Лариссы Ра- мирес.

Он выглядит так, будто собирается рассмеяться, но потом одергивает себя.

– Можешь пообещать мне одну вещь?

– Какую?

– Просто, пожалуйста, скажи мне, если узнаешь, что твоя мать собирается уступить «Сделкам».

Должно быть, я выгляжу смущенной, потому что он добавляет:

– И я обещаю тебе то же самое. Дипломатическая взаимность, верно? Мне нужно знать все заранее. Мне нужно время, чтобы продумать планы B, C, D на случай, если все начнет рушиться.

Я думаю о визитной карточке юриста, которую хранит мама. Она держится за нее, потому что рассматривает этот вариант? Не думаю, что это так, но если я скажу об этой карточке Педро, что, если он расскажет своей матери и