Пиджак его харкнул, прочистил горло и зарычал неразборчиво:— «…хрн-рр-сех-в-рот!»

После переклички синдиков отпустили восвояси, а троеначальников — Клава и два иерусалимских босса, — удалились на совещание…Спустя минут сорок мы с Яшей, вечно обуреваемые идеями, собрались наведаться кКлаве — потолковать о планах и подписать какую-то очередную бумажонку, счет илиакт, без которых Угроза Расстреловна Всех не перечисляла тех денег, что обязанабыла перечислить недели три назад. Для меня, не умеющей вычесть шестнадцать изсорока трех, все эти движения денежных масс представлялись столь же загадочнымии неуправляемыми, как движение по небу облаков.

В предбаннике у начальства Рутка хлопотала над кофеваркой.

— Нет-нет! — остановила нас Рутка, могущественнаяи вздорная, как комнатная собачонка. — Ждите. У них совещание по важномувопросу.

Когда она внесла поднос с кофе в кабинет к начальству, вприоткрытую дверь мы увидели всех троих. Они курили, развалясь в креслах…

Иммануэль — поджарый, как римский легионер, с фигурой,наклонно устремленной к некоему броску… — хотелось увернуться от невидимогокопья, которое, казалось, он всегда нес наперевес.

Гедалья Шток — развратный патриций, весь в розовой коросте.

И Клавдий — монах-пропойца, сподвижник Тиля Уленшпигеля.

На столе стояла бутылка бренди…

— …ну, и ты трахнул ее? — спросил Клава,затягиваясь дымом.

— С чего это? — возразил глава департамента ГлобальнойСтратегии. — Если поставить рядом с ней верблюдицу в пустыне, — япредпочел бы вторую.

Клава затянулся еще раз, проговорил философски, задумчиво:

— Почему? «Ночью любая дыра черна»…

Мы с Яшей переглянулись.

— Совещание… — сказал он уважительно. Вполне можно былопредставить себе подобную беседу где-нибудь на бивуаке, в стане римскихлегионеров.

Возвращаясь в мой кабинет, мы наткнулись на выпяченные задымоих подчиненных, образовавших живописную клумбу. Стоя на карачках, рядом сперевернутым мусорным ведром, они выкладывали на полу клочки какого-то листка.

— Что случилось? — поинтересовалась я, ужедогадываясь — по какому поводу собралась на полу сия гимнастическая фигура, иподавляя в себе желание наподдать под мягкий вязанный зад Эльзы Трофимовны.

— Да вот, — сказала злая Маша, — кое-ктобезмозглый порвал ненужную бумагу… А она, оказывается, из Посольства…

Эльза Трофимовна, не поднимаясь с карачек, задрала голову ивиновато и преданно отозвалась:

— Я не поняла… там про какого-то пьяного, он куда-тосвалился… В водопад, что ли…

— Это вы, Эльза Трофимовна, свалились! — изрыгаяклубы огня и серы, пробухтела Маша, — вот у меня уже голова кружится, ясейчас в обморок упаду…

Наконец мы с Яшей уселись в кабинете, обсудить разветвленныйи многообещающий Проект трехэтапного семинара для молодых интеллектуалов.

Но тут открылась дверь, к нам заглянул Петюня Гурвиц.

— Вы видели? — спросил он, хитро улыбаясь, —в Гостевой книге на нашем сайте кто-то раз двадцать написал «Вы — мудаки!!!».Море отзывов, что называется. А обратный адрес выглядит так: «вы мудаки, собака,вы мудаки, точка, ру».

Главный распорядитель Синдиката Петр Гурвиц, или как все заглаза его звали — Петюня, выглядел человеком, давно заблудившимся в лесу.Временами он забредал в мой кабинет, останавливался, оглядывался, обнаруживал,что на этой поляне уже был, и тогда убредал прочь. Иногда рассеянно брал бубликили сухарик с тарелки. Петюня сильно закладывал за галстук, поэтому к вечерувид имел подержанный. Точнее говоря, под конец дня он становился похож наворону, облитую помоями.

Между тем был неглуп, очень осторожен и циничен, как тысячачертей. В разговоре, посреди самой что ни на есть серьезной и даже трагическойтемы лицо его вдруг озарялось выражением светлой догадки, счастливого открытия,выхода из духовного тупика. Он открывал рот и произносил: — Хотитеанекдот? — и выдавал, как правило, анекдот самого непотребного, самоготошнотворного свойства… Итак, вошел Гурвиц, присел рядом с нами, велел Машепринести еще чашечку кофе, и мы заговорили о последних событиях в Израиле, озловещих предостережениях департамента Бдительности, о подожженных синагогах воФранции и недавних избиениях в Москве нескольких иностранных подданных…

— Я скажу вам, дети мои, дела очень плохи… — произнесПетюня, — мы идем в долину хаоса…

И стал молоть такую вот декаданщину. В его лице дажепоявилось нечто пророческое. Он стал еще более похож на святого Петра, причемсокрушенного и печального, уже после того, как трижды пропел петух. Далее онвообще понес нечто невообразимое. Положение наше — Израиля, то есть, —таково, что мы как бы движемся в узкой траншее, и двигаться можем только впределах ширины этой траншеи. Можно маленько двинуться влево, можно подвинутьсявправо, но идти мы вынуждены вперед и вперед. И только я хотелапоинтересоваться — почему бы не выскочить из этой траншеи к чертям собачьим,как он объявил, что нас ждут такие испытания, каких наш народ еще не знал.

Мы с Яшей сидели на чудном кожаном диване, который снемыслимыми ухищрениями мне удалось выколотить из административного отделаСиндиката и, вытаращив глаза, смотрели на нашего старого алкоголика.

— Что же делать?! — воскликнул Яша,чувствительный, как любая творческая натура.

— Дети мои, — сказал наш доморощенный апостол ПетрГурвиц, — если не верить всей душой в чудо, то всем нам рано или позднопридет п…ец!

— Если это произойдет, — проговорил Яша, едва лине рыдая, — можно только представить положение еврейских диаспор во всеммире!

Петюня поморщился и сказал:

— А ты о них не беспокойся! Эти говнюки выкрутятся излюбой ситуации. Думай о себе и своих детях…

В этот момент губы его дрогнули, в усах разлилось выражениевосторженной догадки, глаза посветлели.

— Хотите анекдот? — спросил он.

Анекдот от Петюни

Один еврей купил попугая. Принес клетку домой, снял платок —это оказалась попугаиха. Увидев белый свет, она заорала: «Хочу трахаться!!!Хочу трахаться! Хочу трахаться!!!»

Еврей огорчился, пошел к раввину.

— Ребе, — говорит, — я человек небогатый, вкои веки купил детям забаву — и надо же, как мне не повезло! — вместонормального попугая попалась какая-то проститутка…

— Не расстраивайся, — говорит ребе. — Я знаюодну семью, там живут два набожных попугая. Надо подсадить твою к ним в клетку,чтобы они ее перевоспитали.

Тот обрадовался доброму совету, пошел по указанному адресу.Действительно: в клетке сидели два набожных попугая: в кипах на головах, вталесах, — и молились. Как только шлюху-попугаиху подсадили к ним вклетку, она заорала: «Хочу трахаться! Хочу трахаться! Хочу трахаться!!!»