— Вот ты народ забавляешь, — говорит Яша, — всвоем департаменте Фенечек-Тусовок, а мы уже недели три как трудимся. Крутимся,как ненормальные, двух новых сотрудниц наняли на сортировку и отправкурезультатов анализа.

— Какого… анализа?!

— А у нас все потенциальные восходящие как миленькиезаполняют анкетки и кровь сдают.

— На что кровь-то?!

— Неважно. На наличие диабета. Наш народ только и стремитсялишний раз сдать мочу или кровь. К тому же вся эта процедура своей походнойкомпактностью как раз и напоминает домашние проверки уровня сахара в крови… Тыскажешь, бред, афера… Но, знаешь, время от времени — срабатывает!

— Что — срабатывает? — спросила я тупо.

— Да то, что из нового департамента Розыска потерянныхколен приходит электронное сообщение: индивид Михаил Степанович Головащенкопринадлежит к потерянному колену Иссахара! Кстати, в анкете и стихприсутствует, библейская характеристика, помнишь, что дана родоначальникукаждого колена праотцом нашим, Яаковом, на смертном одре. Так вот, Головащенко,например, из колена Иссахара:

«Иссахар, осел костистый, лежащий среди заград. И преклонилплечи свои для ношения клади, и стал работать в уплату дани». Головащенко,между прочим, — в процессе длительной беседы — действительно, производитвпечатление осла.

Я поинтересовалась — на черта вся эта катавасия, и какаяразница — к какому, например, колену принадлежит наш старый пропойца апостолПетр Гурвиц? Яша ответил, как он всегда отвечает — а интересно же!Восстановление народного тела, понимаешь, великая миссия. Красивое имя, высокаячесть…

Ну, Яша, — оно известно, — романтик. Ноудивительно, что романтиками предстают и отцы нашего ордена. И несентиментальныеамериканские евреи, на чьи пожертвования производятся все эти сомнительныеисторические разыскания.

Что бы это значило? И что значил тот недавний разговор в«Лицее» с Ной Рувимычем об этих самых коленах? Его фантастическуюпрозорливость? Или нечто большее?

Между прочим, о Клещатике: грех жаловаться, — первыйнаш семинар по искусству прошел замечательно. Вот что значит, как говорит мойКостян, — «фильтровать базар». «Договорились с Рувимычем по-хорошему, и,видите, — дядя не стал топить котят», — говорит он. Вообще, —заметно меня зауважал. Да, Ной Рувимыч не стал топить котят, наоборот: тем жеднем, как и было обещано, мне позвонила Ниночка, главный менеджер«Глобал-Цивилизейшн», аккуратнейшим образом записала все наши просьбы и нужды,повторяя диктуемое мною журчаще успокаивающим голосом, и — камень упал с моейдуши… Выяснилось, что ничего мне не надо делать самой: бегать,ехать-договариваться в дом творчества, закупать блокноты-ручки-бумагу-воду… Адля всего этого есть ангел небесный, Ниночка… Она-то и свяжется с дирекциейдома творчества, договорится об условиях проживания…

И все прошло, как по маслу, художники были счастливы,работали, не разгибая спин, и десять пронумерованных папок с отличнымилитографиями пустились в путешествия по самым разным стезям: одна в музей им.Пушкина, другая — на выставку в Словению, третья — в Еврейский музей Нью-Йорка…

Даже Клава, уважительно листая твердые литографские листы,сказал удовлетворенно:

— Хорошая папка. Большая. Синяя… Налепи на эту замбурунаш синдикатовский знак, и пусть стоит здесь, у меня в кабинете. Будупоказывать всем залетным бездельникам. Хотя они ни черта не понимают вискусстве…

Правда, после семинара я взглянула на представленный кподписи счет за услуги и в ужасе откинулась в кресле:

— Нина, позвольте…

Мне позволили самым любезным образом: объяснили каждыйпункт, каждую запятую, накрутили проценты, закрутили хвосты…

— Ну что? — спросила Рома, после того как заНиночкой закрылась дверь.

В голосе ее мне почудилось скрытое торжество. На самом деле,вряд ли она торжествует: она терпеть не может Клещатика, и только на дняхжаловалась, что Гройс задыхается в железных лапах Ной Рувимыча, поскольку тотявляется подрядчиком по организации всех пленумов, форумов, конференций ипрезентаций еврейских конгрессов, рождаемых Гройсом в деятельных муках. ОднакоРома довольна, что Ной Рувимыч меня приручил и тем самым — проучил… Я же вбешенстве… Ну, ладно, думаю я, семинары, особенно профессиональные, — делонужное, интересное… на них и денег не жалко. Но все эти гоп-со-смыком вкремлевских палатах, все эти на-дерибасовской-пивная с солированием Фиры Ватникна льду… не пройдет! Посмотрим, как он вытянет у меня из-за пазухи кошелекдепартамента! Не дам ни копейки! Насмерть буду стоять!»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Из «Базы данных обращений в Синдикат».

Департамент Фенечек-Тусовок.

Обращение №334:

Беспокойный женский голос:

— Я слышала, у вас анализы сдают — как записаться, а? Ина какие болезни? Опущение матки годится?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Существование нашей организации, балансирующей на узенькоммостку между израильской и российской законностью, предполагало известноеумение эквилибрировать. Символом, или знаком, или гербом нашим справедливо былобы водрузить две маски античной сцены: одну скорбную, с опущенными углами рта игорестно поднятыми бровями, другую — маску веселого безумства, со щелью рта,растянутой до ушей.

У еврейской общины России было три Главных раввина. В нашейорганизации было два Главных бухгалтера.

Один, израильтянин Джеки Чаплин, — добродушный и покладистыйпарень, со ртом, всегда растянутым до ушей. Другой же… вернее, другая…

Роза Марселовна Мцех, — давным-давно, на заредеятельности Синдиката переименованная каким-то веселым синдиком в УгрозуРасстреловну Всех, — Главный бухгалтер нашей российской бухгалтерии — быламужчиной, причем — мужчиной-воином: по сути, по ухваткам, по голосу, по манеревыражаться. Даже ее походка была не просто мужской, а чеканно-молодцеватой,какую приобретают курсанты военной школы на третий год маршировки по плацу в любуюпогоду.

В любую погоду Угроза Расстреловна, живущая где-то вПротвино, первой входила через бронированную проходную Синдиката, первойоткрывала дверь кабинета, усаживалась за компьютер и, закурив сигарету, решала— кому НЕ ДАТЬ денег.

Собственно, была б ее воля, она бы не дала их никому.Честная, порядочная, даже благородная мужчина, она ненавидела Главногоподрядчика Синдиката, Клещатика, и не без основания считала, что огромная частьденег организации оседает в его закромах. Поэтому до последней минуты на всякийслучай тормозила выплаты по всем проектам.

— Хозяина настоящего на вас нету, — говорилаона, — вот в той организации, где я до вас служила, — там знали, какприжучить!