Гишора поколебался, положение его тела свидетельствовало об определенной неловкости. Тижос вставила свою реплику:

– Мы мудрее, – сказала она. – Иногда маленькая группа может указать бо́льшему сообществу правильный образ действий.

Викрам Сен широко открыл рот:

– Именно это мы и пытаемся делать. А сейчас, если вы позволите, я хотел бы поспать.

* * *

В ту же ночь Роб надел скафандр и вместе с Дики и Осипом выбрался к субмарине, чтобы обсудить кое-что наедине. Субмарина была создана командой русских и американских инженеров, доставлена на Ильматар уже в сборке и официально называлась «Планетоход ильматарский акватический». Осип, пользуясь положением первого пилота и фактически капитана лодки, переименовал ее в «Мишку» – это удостоверяла надпись большими кириллическими буквами поперек приборной панели.

Изящным кораблем «Мишка» не был: корпус представлял собой толстый скругленный на концах цилиндр двадцати метров в длину с крошечными иллюминаторами в передней части, люком в нижней и двумя модулями импеллеров с каждого бока. Скорость его не превышала пяти узлов, зато термоядерный энергоблок был рассчитан на десять лет, а система жизнеобеспечения сама вырабатывала кислород из морской воды. С достаточными запасами продовольствия субмарина без проблем могла совершить кругосветку вокруг Ильматар.

Была у «Мишки» и еще одна особенность, не упомянутая в пресс-релизах. Разработчики «Севмаша» и «Электрик боут» наделили его бесшумностью военных подводных лодок, бороздящих океаны Земли. Неизящный корпус не имел ни единой плоской поверхности и был покрыт поглощающим эхо резиновым слоем, делавшим лодку невидимой для ильматариан. Роб подозревал, что в этом плане она не уступала скафандру Анри.

Он влез в субмарину через нижний люк и занял одно из мест за приборной панелью. Осип специально установил температуру на борту чуть выше точки замерзания, чтобы пассажиры в гидрокостюмах не сварились.

– Я подумал, может, стоит притормозить, – начал Роб. – По-моему, доктор Сен в курсе, что происходит.

– Он человек неглупый, – заметил Осип.

– Сен? – Дики фыркнул. – Да он китайский болванчик! Ничего своего за душой. Что он может, кроме пустых угроз? Подозреваю, сегодняшнее его выступление означает, что шолены задергались и начали жаловаться. Так это и хорошо. Сейчас нужно усилить давление.

– Думаешь? – спросил Роб.

– Уверен! Еще несколько «ошибок системы безопасности», и они неожиданно найдут повод вернуться к себе на корабль.

– Или нанесут ответный удар, – обронил Осип.

– Пускай! Тогда они будут неправы.

– Дики, – не выдержал Роб, – а не мог бы ты снизить накал? Мы ведь не хотим никому навредить.

– Правда не хотим? Ну хорошо, не волнуйся. У меня полно идей, которые не затронут ни одного пушистого эпителиального отростка на головках твоих любимцев. Только не вздумайте отступиться! Продолжаем давить!

– Что это? – вдруг спросил Роб.

За спиной Осипа зажегся дисплей эхолокатора, высветив шесть крупных объектов приблизительно в двух сотнях метров над ними, медленно снижавшихся правильным шестиугольником.

Осип обернулся, бросил взгляд на экран и пробил их активным сигналом.

– Металл. А еще я слышу тихий рев моторов, как у маневровых двигателей.

– Что это за хрень? – В кои-то веки Дики Грейвз казался искренне встревоженным. – Бомбы?

– Не бомбы, – ответил Осип. – Модули высадки. Я видел похожие, такие используют для выброса подводного десанта с самолетов. В них заранее создается повышенное давление, и, когда модуль открывается на глубине, солдат может действовать сразу, не тратя время на привыкание. Только у наших наружный слой поглощает звук.

На стометровой высоте снижающиеся предметы уже можно было отчетливо разглядеть через видеомонитор: обтекаемые ребристые цилиндры, формой сильно напоминавшие старинные бомбы.

– Вы уверены, что они не разнесут нас на части? – спросил Роб.

– Увидим.

И почти тут же шесть модулей раскрылись, выпустив вихрь пузырьков. Когда изображение на мониторе и дисплее эхолокатора очистилось, Роб увидел, как пустые оболочки, распавшись на секции, идут ко дну, а шестеро шоленов в своих «умных» скафандрах двигаются к станции, загребая мощными ударами хвоста.

– Какого дьявола тут происходит? – спросил Дики.

– Похоже, теперь надавить решили шолены, – отозвался Роб.

Просыпается Широкохвост на буксире. Вокруг его корпуса сразу за головным щитком обвязан шнур, и кто-то тянет его через холодную воду. Широкохвост прислушивается. Кто бы это ни был, он один, и ему нелегко.

Широкохвост посылает эхосигнал. На том конце шнура крупный взрослый без левой клешни, судя по запаху в воде, самец. Он весь обвешан свертками и пакетами, оттого и движется медленно. В полукабельтове внизу – илистое дно.

– Проснулся! – Крупный самец останавливается и разворачивается к Широкохвосту. – Помню, лежишь ты как труп. Мое имя Одноклешень 12-й Учитель.

– Я Широкохвост.

– Широкохвост и все? Никакого славного номера? Или ты держишь полное имя в секрете? Может, я спасаю кого-то, кого и спасать не надо? Разбойник? Беглец?

– Изгнанник, – признается Широкохвост. – Широкохвост 38-й.

– Это добрый номер. «Тридцать восемь» значит «теплая вода», но это также дважды по девятнадцать, то есть «ребенок», помноженный на «место». Хорошее число для учителя, хоть и не такое хорошее, как, например, восемьдесят два. Но тридцать восемь – это еще и четыре плюс тридцать четыре, то есть «пища» плюс «урожай» или же «собственность» плюс «мир», что говорит о величии и власти. Очень доброе число. Отдаю должное твоим учителям.

– Где я? Ничего не помню.

– Не удивлен. Помню, как нахожу тебя глубоко спящим посреди холодных вод. Странно слышать в тебе признаки жизни. Давай-ка поешь, – Одноклешень протягивает Широкохвосту сумку, полную спрессованных листьев. – Что до того, где мы: в сотне кабельтовых от моего лагеря и в тысяче – от любого из мест, где стоит находиться.

Пытаясь не слишком жадно заглатывать жесткие листья, Широкохвост спрашивает:

– Так ты учитель?

– Да. Я ловлю отчаянных юнцов на холодных просторах, обуздываю их, обтесываю и даю им новую жизнь в поселениях у теплых источников. Путь нелегкий, но благородный. Помимо того, меня к нему подталкивает мой номер: двенадцать есть дважды шесть – и я обрабатываю молодняк, как каменотес камни. Или же это два плюс десять, и я вяжу их веревками.

Широкохвост обдумывает свои перспективы: он далеко от любых цивилизованных мест, потерял все записи экспедиции и, если не считать листьев, которыми давится сейчас, на грани голодной смерти. Он не может допустить мысли, что вернется в Горькую Воду один и с пустыми сетями.