почти и не имелось.

Конечно же, первым и главным пунктом его списка стала Мария, бывшая подзащитная Кати. Он не был уверен, захочет ли она рассказать о том, что произошло в прошлом, но риски были и вполне серьезные. Любой, тем более неподготовленный к профессиональному допросу человек незаметно для самого себя может выболтать что угодно и кому угодно.

В случае Марии риски возрастали в разы: на Дениса она была зла. И зла справедливо, потому что знала правду. Ему пришлось все рассказать, когда она категорически отказалась иметь дело с адвокатами и правозащитниками: уже на первой кассации сторона обвинения милосердно поведала, что ее прекрасной защитнице доверять не стоит.

После того, как Катина кассационная жалоба не увенчалась успехом, Марию уже было не переубедить. Она больше не хотела сражаться и надеяться на лучшее. Ее разочарованность, отчаяние, злость и ненависть — все в тот день обрушилось на Катю, и Денис, прежде скрывавший содеянное месяцами, уже не смог молчаливо наблюдать за ее мучениями, за бесконечными и безуспешными попытками исправить то, в чем не было ее вины.

Он рассказал ей правду, она не простила.

Позднее, когда Катя начинала новую жизнь в Питере, он рассказал правду Марии, надеясь, что она поймет его и примет их с Аверинцевым помощь в обжаловании. Она поняла, но тоже не простила: его правда не могла вернуть ей год жизни.

Глава 22

Кухня родительского дома всегда нравилась Кате особенно. Просторная и светлая благодаря большим окнам и кремового оттенка стенам, с большими вместительными кухонными шкафами, множеством уютной утвари и живых цветов, размещенных на половине свободных поверхностей, она с одного взгляда вызывала ненавязчивые ассоциации с Провансом и казалась до того уютной, что уходить в другие комнаты совершенно не хотелось.

Стоявший в центре овальный деревянный стол со скатертью в красно-белую клетку (точь-в-точь как в их московской квартире в годы ее детства) занимали заварочный чайник, две больших фарфоровых кружки и замысловатая тарелка с печеньем, конфетами и фруктовым мармеладом — все принадлежало одному набору расписанной вручную посуды. В очередной раз подивившись, как мама всегда и во всем умудряется создать красоту — даже в ночном чаевничании на двоих, — Катя отпила из своей кружки теплый ягодно-травяной чай и уселась на стуле поудобнее.

Усталость — закономерный результат прошедшей рабочей недели, — наконец, вылилась в полное нежелание двигаться и о чем-либо думать. Вечером пятницы дорога к родителям загород была достаточно выматывающей, чтобы последние силы, позволявшие волнениям и беспокойствам существовать, отказали Кате в своем присутствии. Иногда в трудоголизме были свои прелести, пусть и краткосрочные, и обходившиеся большими издержками.

Папа обещал вернуться со своей любимой рыбалки утром, и мама, конечно, использовала подвернувшую возможность уединения для разговора по душам. В прошлом, до Катиного отъезда в Петербург, когда от еженедельных визитов к родителям пришлось отказаться, они часто устраивали себе подобные вечера.

Их отношения с мамой всегда были очень близкими и доверительными. Катя знала, что может рассчитывать на поддержку без всякого осуждения, на совет и помощь, если потребуется. Всю ее осознанную жизнь они общались на равных, и ее суждения никогда не отвергались с дурацким «ты еще маленькая, чтобы понять», за что Катя спустя годы была особенно благодарна. Ее родители сумели взрастить в ней самостоятельность и вместе с тем ни на секунду не утратили в ее глазах свой авторитет в статусе взрослых.

Сегодняшний тет-а-тет с мамой ненадолго вернул ее в прошлое, напомнил о лучших днях, где она всегда чувствовала себя в тепле и безопасности, и с удивлением Катя признала, что за несколько лет жизни в чужом городе отвыкла от подобной защищенности. Адаптировалась. Она редко видела родных и друзей, много работала и одна снимала квартиру.

Возращение к прежнему образу жизни до сих пор давалось ей тяжело; приходилось бороться со сформировавшимися привычками, если она не видела в тех пользы: смешно, но временами Катя ленилась выйти из дома для короткой прогулки с Юрой в парке неподалеку, несмотря на то, что всегда была рада встрече с лучшим другом. Одиночество оказалось менее ресурсоемким; оно действительно вызывало привыкание.

— Не подумай, что я не рада, Катюша, — начала вдруг мама осторожно, — но ты к нам с папой каждые выходные ездишь, и я переживаю. — Катя посмотрела на нее с непониманием. — Разве тебя не ждет там никто? — Последнее прозвучало с явным вопросительным намеком.

Катя рассмеялась от растерянности: она не предполагала, что ее социализация вызывает беспокойство.

— Кто меня будет ждать? С Юрой мы в офисе видимся да так временами встречаемся, конечно. Он рядом живет, ты же знаешь. Хожу вот иногда к ним со Светой в гости.

Тревожность с маминого лица не исчезла — лишь проступила отчетливее.

— А подружки твои — Марина, Таня?

Катя поморщилась.

— «Подружки», — повторила она со значением, — потому и «подружки», а не «подруги». Я пять лет не жила в Москве, со мной нельзя было раз в пару недель сходить выпить кофе и поболтать ни о чем. Такое приятельство на расстоянии не живет.

— Да, конечно, тут ты права, — согласилась мама, но тут же огорошила не ожидавшую допроса с пристрастием Катю новым актом любопытства: — А мужчина? Совсем никого?

Катя приподняла бровь: все-таки настала ее пора в тридцать четыре года внимать отповедям о браке и стакане воды в старости?

— Мы не так давно расстались с Пашей, могу я немного отдохнуть от отношений? — спросила она саркастично.

Мама только с раздражением отмахнулась, не принимая ее ответ в качестве аргумента и пробормотала:

— Паша этот…

Катя удивленно моргнула.

— А с ним-то что не так?

— Да все с ним было не так, — произнесла мама с таким видом, словно ничего очевиднее за всю жизнь не объясняла. — Ходил за тобой как хвост, а толку? Вы все время как у Чехова: говорите и друг друга не слышите. Совсем он ничего про тебя не понимал. Какая ты, что тебе важно. Другой тебе человек нужен. С общими интересами, принципами. Я же помню, какие вы с Денисом были — небо и земля в сравнении с этим Пашей. Фразы друг за другом подхватывали. Я нарадоваться не могла на вас: такое взаимопонимание — это большая редкость. Да и не найдешь такого во взрослом возрасте, не откроешься уже так, как в молодости.

Катя фыркнула. Ей хотелось поскорее закончить этот