Затем он рассказал мне о тех трудностях, с которыми сталкивались индийцы в Южной Африке.

О шете Абдуле Гани мы узнаем больше из моего дальнейшего повествования.

А в тот день он сказал мне:

— Эта страна не для таких людей, как вы, а потому слушайте внимательно. Завтра вам предстоит отправиться в Преторию. Вы поедете третьим классом. Ситуация в Трансваале для нас еще хуже, чем в Натале. Билеты первого и второго класса вообще не продают индийцам.

— И вы ничего не пытались предпринять?

— Мы посылали наших представителей, но, должен признаться, теперь наш народ сам частенько не хочет ездить первым или вторым классом.

Я попросил дать мне правила для путешествующих по железным дорогам и прочитал их. В них была путаница. Старое законодательство Трансвааля не отличалось точностью и ясностью, и подобный документ, конечно, тем более.

Я сказала шету:

— Я поеду только первым классом, а если не смогу, то предпочту нанять возничего, чтобы добраться до Претории. Речь идет всего-то о тридцати семи милях.

Шет Абдул отметил, что это отнимет больше времени и потребует бо́льших расходов, но поддержал мое стремление ехать первым классом. Мы отправили письмо начальнику вокзала. В нем я упомянул о том, что являюсь адвокатом и всегда путешествую только первым классом, а также подчеркнул, что обязан добраться до Претории как можно быстрее. Кроме того, я заявил, что не могу ждать письменного ответа, поэтому приду на вокзал лично за билетом первого класса. Разумеется, я сделал это не без умысла. Ход моих рассуждений был таким: если начальник вокзала, для которого я всего лишь «кули-адвокат», ответит письменно, то этот ответ почти наверняка будет отрицательным. Я же решил предстать перед начальником в безукоризненном английском костюме, побеседовать с ним и убедить выдать мне билет первого класса.

На вокзал я пришел в сюртуке и галстуке, положил на стойку соверен в качестве платы и попросил свой билет.

— Так это вы написали то письмо? — спросил начальник станции.

— Да, я. Буду весьма признателен за билет. Мне необходимо попасть в Преторию уже сегодня.

Он улыбнулся, явно тронутый моей настойчивостью, и сказал:

— Я не трансваалец, а голландец. Мне понятны ваши злоключения, и я вам сочувствую. Я охотно дам вам билет, но, однако же, при одном условии. Если проводник попросит вас перейти в третий класс, вы не станете упоминать моего имени. Более того, вы должны обещать, что не будете судиться с железнодорожной компанией. Желаю вам счастливого пути. Сразу видно, что вы джентльмен.

С этими словами он дал мне билет. Я поблагодарил его и пообещал выполнить условие.

Шет Абдул Гани пришел на вокзал проводить меня. Этот случай приятно удивил его, но он не удержался от предостережения:

— Буду молиться, чтобы вы благополучно добрались до Претории. Боюсь только, что служащие не оставят вас в покое в первом классе. А если они не вмешаются сами, их попросят об этом белые пассажиры.

Я занял свое место в купе первого класса. Поезд тронулся. В Джермистоне зашел проводник. Заметив меня, он сразу же разозлился и жестом приказал отправляться в третий класс. Я показал ему билет.

— Это ничего не значит, — сказал он. — Немедленно переходите в вагон третьего класса.

Вместе со мной в купе ехал лишь один пассажир — англичанин. Он-то и вступился за меня.

— По какому праву вы беспокоите этого джентльмена? — спросил он. — Разве не видите, что у него есть соответствующий билет? Что касается меня, то я ничего не имею против того, чтобы ехать с ним. — А потом обратился ко мне: — Устраивайтесь поудобнее.

Проводник только проворчал:

— Если вы сами желаете путешествовать с «кули», то мне-то какая разница?

Примерно в восемь часов вечера поезд прибыл в Преторию.

Я думал, что кто-нибудь из служащих атторнея Дады Абдуллы встретит меня на вокзале. Я понимал, что это будет не индиец, поскольку я пообещал не останавливаться в домах соотечественников. Но атторней никого не прислал. Только позже я узнал, что он не мог прислать служащего, ведь я приехал в воскресенье. Я растерялся. Я не знал, куда отправиться, опасаясь, что ни в одну гостиницу меня не пустят.

Вокзал Претории в 1893 году заметно отличался от того, каким он стал в 1914-м. Горели лишь тусклые фонари. Путешествующих было мало. Я дождался, пока они уйдут, чтобы отдать свой билет контролеру и заодно спросить, не укажет ли он мне какую-нибудь небольшую гостиницу или другое место, куда я смогу податься. В противном случае мне пришлось бы ночевать на вокзале. Признаюсь, я не без трепета решил обратиться к нему даже с таким простым вопросом и был готов к новым унижениям.

Платформа скоро совсем опустела. Я отдал билет и приступил к расспросам. Контролер разговаривал со мной вежливо, но мне сразу стало ясно, что он не поможет. Неожиданно в наш разговор вмешался стоявший рядом американский негр.

— Как я понял, — сказал он, — вы здесь впервые, и вас никто не встретил. Если пойдете со мной, я отведу вас в небольшую гостиницу. Владелец — мой знакомый американец. Думаю, он примет вас.

У меня возникли сомнения в отношении его предложения, но я все же с благодарностью принял его. Негр привел меня в гостницу «Джонсонс фэмили», отвел хозяина — мистера Джонсона — в сторону, переговорил с ним, и тот согласился пристроить меня на ночь с условием, что я поужинаю у себя в номере.

— Уверяю вас, — сказал он, — у меня самого нет никаких предрассудков, но обслуживаю я европейцев, и, если позволю вам поесть в столовой, мои гости могут неправильно это понять и, возможно, они даже покинут гостиницу.

— Я вам благодарен за то, что устроили меня на ночь, — сказал я. — Теперь я уже более или менее знаком со здешними условиями и понимаю ваши затруднения. Я поужинаю в комнате, а завтра, надеюсь, устроюсь в другом месте.

Меня проводили в номер, где я, оставшись в одиночестве, предался невеселым размышлениям. Постояльцев в гостинице было немного, и я ожидал скорого появления официанта с моим ужином. Но вместо него пришел сам мистер Джонсон и сказал:

— Мне не по себе оттого, что я просил вас есть в комнате. Я переговорил о вас с другими своими гостями и спросил, не будут ли они возражать, если вы поужинаете с ними в столовой. Они не возражают. Они также сказали, что вы можете оставаться в гостинице столько, сколько потребуется. Пожалуйста, пойдемте в столовую. В моей гостинице можете жить, сколько вам будет угодно.

Я еще раз поблагодарил его и отправился в столовую, где с удовольствием поужинал.

Утром я навестил атторнея, мистера А. У. Бейкера. Шет Абдулла много рассказывал мне о нем, и потому его радушие не стало для меня сюрпризом. Он сердечно приветствовал меня и стал вежливо расспрашивать. Я рассказал ему о себе. Затем он сказал: