Однако мистер Коутс был не из тех, кто легко сдается. Он питал ко мне самые теплые чувства. Как-то раз он заметил у меня на шее вишнуитское ожерелье из базиликовых бусин. Он считал его чистым суеверием и переживал за меня.

— Это языческое украшение вам совершенно не идет. Позвольте мне снять его.

— Нет, не позволю. Это священный дар, полученный мной от матери.

— Но неужели же вы верите в его святость?

— Мне неизвестно его сакральное значение, и я не думаю, что сильно поврежу себе, если не стану носить его. Но я неспособен просто так отказаться от ожерелья, которое мать сама надела на меня с любовью и верой, что оно принесет мне пользу. Позже, когда оно износится и само рассыпется, я не надену другое. Но это ожерелье трогать нельзя.

Мистер Коутс не соглашался с моими аргументами, поскольку не питал никакого уважения к моей религии. Он смотрел в будущее, размышляя о моем спасении из пропасти невежества. Мистер Коутс хотел убедить меня, что, если даже в других религиях и есть крупица истины, спасение невозможно для тех, кто не обратился в христианство, которое суть истина. Мои грехи останутся непрощенными, если я не буду молить об этом прощении Христа, а все благие дела, совершенные мной, лишатся всякой ценности.

Познакомив меня с христианской литературой, он также представил мне нескольких друзей, которых считал истинными христианами. Однако среди новых знакомых оказалась семья, принадлежащая к плимутским братьям — христианской секте.

Многие связи, установленные мной с помощью мистера Коутса, были действительно полезны. Большинство из этих людей поразили меня прежде всего своей богобоязненностью. Когда я познакомился с семьей плимутских братьев, один из них выдвинул совершенно неожиданный для меня аргумент.

— Вам не дано понять всех достоинств нашей религии. Когда я слушаю вас, мне начинает казаться, что жизнь человека должна проходить в мрачных раздумьях о совершенных прегрешениях, об исправлении и искуплении. Но разве это поможет спастись? Так вам не обрести мира. Вы полагаете, что мы грешники, но теперь подумайте о том, как совершенна наша вера. Мы считаем, что попытки исправления и искупления бессмысленны. И все же мы получим спасение. Мы не можем нести на себе бремя грехов, но мы можем переложить это бремя на Иисуса. Он — единственный безгрешный сын Божий. Он изрек, что те, кто верит в него, обретут вечную жизнь. В этом и заключено безграничное милосердие Бога. А поскольку мы верим во всепрощение Иисуса, наши грехи не подавляют нас. Ибо мы не можем не грешить. Невозможно жить в этом мире и остаться безгрешным. Вот почему Иисус принял страдание и искупил все грехи человечества. И только тот, кто принимает его величайшую искупительную жертву, обретет вечный покой. Подумайте же, в каком смятении живете вы и с какой надеждой на покой — мы.

Но его речи нисколько меня не убедили. Я лишь смиренно ответил:

— Если это действительно то самое христианство, которое признают все христиане, я не могу принять его. В отличие от вас я не ищу искупления своих грехов. Я стремлюсь к избавлению от грехов как таковых, или даже от самих помыслов о возможности греха. И пока я не добился своей цели, я предпочту жить в неизбежном смятении.

Плимутский брат заметил:

— Уверяю вас, что все ваши усилия тщетны. Обдумайте хорошенько то, что я вам сказал.

Плимутский брат доказал, что верен высказанным убеждениям. Он сознательно грешил, показывая мне, что его не беспокоят мысли о наказании за прегрешения.

Но вот только я еще до встречи с ним знал, что не все подлинные христиане следуют подобной логике искупления. Сам мистер Коутс жил в страхе перед карой Божьей. Его душа была невинна, и он верил в возможность самоочищения. Его веру полностью разделяли обе пожилые дамы. Некоторые из книг, попавших мне в руки, учили истинной набожности. И хотя мистера Коутса встревожило мое общение с сектантом, я заверил его, что перевернутая вера плимутских братьев не настроила меня против христианства.

Мои сложности состояли совсем в другом. Они касались Библии и ее общепринятых толкований.

Прежде чем продолжать рассказ о моем общении с христианами, я бы хотел остановиться на другом опыте, полученном в тот же период.

Шет Тайиб Хаджи Хан Мухаммад занимал в Претории такое же высокое положение, как Дада Абдулла в Натале. Ни одно общественное дело не обходилось без его участия. Я познакомился с ним в первую же неделю и сообщил о своем намерении встретиться с каждым индийцем Претории. Я хотел больше узнать об условиях жизни индийцев в этом городе и попросил его о помощи, которую он охотно согласился мне оказать.

Во-первых, я созвал индийцев Претории и рассказал им об их положении в Трансваале. Встреча состоялась в доме шета Хаджи Мухаммада Хаджи Джоосаба, к которому я имел рекомендательное письмо. Присутствовали по большей части меманские торговцы, но были и индусы, хотя на самом деле индийское население Претории было весьма невелико.

Речь, произнесенную на этом собрании, можно назвать моей первой полноценной публичной речью. Я основательно подготовился и много говорил о честности в коммерческих делах. Я нередко слышал от коммерсантов, что быть правдивым в их деле невозможно, но не соглашался с этим тогда и не согласен теперь. Впрочем, некоторые мои друзья-торговцы продолжают утверждать, что честность и коммерция несовместимы. Коммерческое дело, говорят они, занятие чисто практическое, а правдивость лежит в области религии. Они также настаивают на том, что материальное — это одно, а религия — совсем другое. Правдивость в ее чистом виде, утверждают они, в коммерции невозможна, и торговец может быть честным лишь тогда, когда это ему выгодно. В своей речи я подверг критике подобное мнение и попытался пробудить в торговцах чувство долга. Их обязанность быть честными становилась еще более трудной на чужбине, ведь по немногим индийцам, живущим здесь, местные жители судили о миллионах индийцев, оставшихся на родине.

Я обратил внимание собравшихся на то, что многие из нас не соблюдают правила личной гигиены, и поставил в пример англичан. Кроме того, подчеркнул необходимость отказаться от деления на индусов, мусульман, парсов, христиан, гуджаратцев, мадрасцев, пенджабцев, синдхов, катчи, суратцев и так далее.

Завершая свою речь, я предложил создать ассоциацию, которая укажет властям на проблемы индийского населения, и пообещал отдать этой работе столько своего времени и сил, сколько возможно.

Мое выступление, казалось, произвело на аудиторию сильное впечатление.

После этого началась дискуссия. Многие предложили поделиться относящимися к делу фактами. Я почувствовал себя ободренным. Я заметил, что лишь немногие из собравшихся владели английским языком. Осознавая, как он важен здесь, я посоветовал тем, у кого есть время, изучить его. Я заверил, что учить язык не поздно даже в зрелом возрасте, и привел в пример некоторых знакомых. Более того, я предложил свои услуги преподавателя, если, конечно, наберется группа, а также сказал, что мог бы консультировать всех желающих учиться.