Зашипев с досады, Эдэя хищной птицей снизошла к Николаю, вцепилась в плечи и перевернула… Холод клинка бликами озарил радужку глаз. Еще одно усилие… Женщина уцепилась за ворот росовской рубахи. Ткань затрещала. Эфес почти коснулся ускользавшей ладони.

Удар подбросил Кормчую метра на полтора. Квадратной тенью упорхнул к окну случайно задетый стол. Треск и грохот, которым ошарашенно внимала Руби. Не каждый день смертные видели борьбу творений Импульса. Руки, ноги, переплетения и изгибы, жаркое дыхание…

Две минуты. Отдаленный гул антигравов достиг границ загородного участка.

— Возьми меч… — хриплый выдох.

Он ускользал. Хотел выжить. Неизвестно почему, неизвестно зачем… Белое облако страха пыталось пробраться внутрь головы — кричало, извергая потоки жалящего огня. Прочь! Гээлл боролся.

— Возьми…

Чудовищным усилием Эдэя притиснула Ника к паркетной глади, поймала и зафиксировала конечности. Протянула к окровавленной ладони меч…

Кормчая чувствовала: время уходит. Растворяется, исчезает. Под руками билось живое тело — касалось, пробуждая память, за которой терялись раны и увечья, так разительно изменившие облик димпа. Отступать поздно…

Доктор Тагланова невольно прикусила губу. Кожей ощутила, насколько близка Эдэя к пределу.

— Возьми меч! — Тяжесть дыхания прорвалась криком. Эдэя орала в деформированное ухо родственника. — Ты слышишь, сука?! Возьми его! Возьми меч!! ВОЗЬМИ ГРЕБАННЫЙ МЕЧ!!

Случилось. Оглушенный воплем Гээлл стиснул пальцы на горячем эфесе Иллитерия.

Подброшенная к потолку Эдэя совершила нелепый акробатический кульбит, приведший в колючие объятия разломанного стула. Встань и иди… Встань… Разметав в безотчетном рывке остатки мебели, женщина приподнялась: начало положено, об остальном позаботятся бэрги — избавят от боли и позволят увидеть.

Точно лишенный костей, Ник спиралеобразным движением, сверх всяких мер гибкости, перелился из лежачего положения в стоячее. Раскинул руки, взметнулся над паркетом и на секунду замер, озаренный бледным пламенем Иллитерия.

За гранью реальности далеким набатом прозвучал громовой раскат. Голова Гээлла откинулась назад, возведя дикий оскал полный боли к глухой преграде потолка. Из груди димпа вырвался утробный хрип, что нарастал… нарастал… Все громче и громче.

Не потрудившись распрямиться, Эдэя отползла назад. Режущие осколки под ладонями — то пустяки. Сфера энергии, разраставшаяся вокруг Николая, — гораздо страшнее.

Назад! Кормчая выругалась: нельзя оставить Ника. Только не сейчас! Взгляд на Руби усугубил сомнения. Прижимая руки к груди, психолог с отвисшей челюстью жалась у косяка.

Эдэя вновь посмотрела на бывшего Охотника, чей крик снарядами бился о стены. Рвался из невидимых оков, подстегиваемый спектром клинка. Затрещала разрываемая ткань — под давлением мышц рубаха вмиг пошла на тряпье. В образовавшихся прорехах ярким сиянием вспыхнула кожа.

«Переплавка», — мысль неожиданная. Эдэя затаила дыхание. Посреди комнаты пульсировала светом скособоченная фигура.

Образ Ника внезапно начал дрожать, словно пленку с изображением ускорили на неисправном кинопроекторе. Абрис тела мелькал, на доли секунды выпадая из действительности; безжалостный резак кромсал кадры, чтобы через мгновение, явить димпа в ином чуть отличном ракурсе. Каждая призрачная вспышка таила микроскопический процесс формации: убавить, сгладить, растянуть, выправить… Под нескончаемый хрип-рев.

Комната вспыхнула. До боли четкие контуры предметов, облитых свечением, напоминали двухмерную репродукцию. Кожа димпа, открытая расползавшейся одеждой, поплыла цветными разводами — красный, оранжевый, желтый — цветовые всполохи ярким полотном скользнули по стенам. Коснулись лиц…

Эдэя отодвинулась к порогу. Ей показалось или в объеме домика действительно зазвучал утробный гул?

Свет и звук, чья интенсивность росла в геометрической прогрессии. Сосредоточие мощи и первозданной энергии.

Апогеем перемен, дом сотряс ряд толчков. Звякнула посуда, шорохом скользнула куда-то мебель… Доски пола ожили, непропорциональными волнами колеблясь в размерах и формах, и лихо закрученной спиралью замкнули Охотника в ажурную клетку…

«На что походит?» — Эдэя прикоснулась к виску. Голова медленно кружилась, утаскивая в мутную пелену. Там проигрыш и отсутствие ответов. На что походила композиция, созданная взбесившимися досками? Если принять Ника за источник…

Удар светового лезвия вырвал из Эдэи вскрик. Обитель доктора Фэль не просто подрагивала — ходила ходуном.

Темными клочками, на миг озаренными радугой, в небытие упорхнуло напольное безумие. Ник Рос повис над блестящим угольно-черным кругом. Мерцание Иллитерия затерялось в общем калейдоскопе красок.

Что-то с грохотом обрушилось.

Послышался стон. Руби?

Спектры свихнулись.

— Да какого!! — Гранатов недоверчиво посмотрел на штурвал, начавший вырываться из рук.

Машина резко провалилась вниз. Мужчину бросило вверх, затем вправо… Закашлялись, меняя тональность, антигравы. Генераторы необъяснимым образом снизили энергонакачку, хотя приборы фиксировали пиковую нагрузку. Система диагностики уведомила, что за бортом вакуум.

Мар с трудом выпрямился. Контролировать машину становилось все труднее — флайт серебристой бабочкой мотало на фоне заката…

Тусклое золото пляжа, водная рябь, лесной сумрак… и дом. Вид загородного жилища внушал серьезные опасения в здравости рассудка — строение непрестанно деформировалось, увеличиваясь и уменьшаясь в произвольных местах. Над крышей болезненно ярким куполом цвела радужная пленка — периодически озаряемая черными молниями пыталась сформировать шар и… терпела фиаско. Гранатов поморщился — дерьма не разгрести.

До травяного склона не более пятнадцати метров — по вертикали.

Штурвал внезапно изогнулся колесом. Мара рвануло в сторону — на опорную стойку кабины. Ладонь подставить не успел.

Удар, круговорот, чувство пустоты… Прикрытая густевшим сумраком земля разрослась широким ковром. Падение — пять метров, четыре…

Флайт завалился набок.

За выпуклостью окна проступил отчетливый травяной узор. Красота и утонченность… Натужно взвыли генераторы.

Капсула врезалась в землю едва ли не отвесно. Взлохматила дерн, собрала изломами кабины травяной сок и пятна влажной почвы. Перевернулась… С глухим треском надломился каркас, пахнуло озоном — искристые вспышки расколотого пульта сулили неприятности. Потеряно застрекотала неведомая электроника…

«Где я?» — далекий, точно огонек маяка, проблеск сознания. Гранатов пошарил рукой в неверных полутонах освещения. Несколько кувырков, толчок в грудь, режущую боль в правом бедре помнил отчетливо.

Внимание привлек гул, до сего момента приписываемый шуму крови. Звук проистекал извне, нарастал…Выбраться! Немедленно! Мар задергался в кресле, выбитом из фиксаторов. Пальцы коснулись мембраны…

Пластик заскрежетал.

Эдэя вдохнула раскаленный воздух. В нескольких метрах дикой свистопляской метался силуэт Ника. Новый приступ вселенской эпилепсии бросил женщину на дверной косяк; спина немедля вспыхнула ноющим пульсом. Но результат того стоил — Кормчая впервые за долгие месяцы беспросветности восприняла полный спектр Николая. Знакомый набор гармоник окутал холодом и… болью.

Матрица димпа с неимоверной силой оттолкнула родственницу. Возрождаясь, он уходил, терялся во мраке, а она не могла остановить… Превозмогая давление, Эдэя придвинулась к Охотнику. Услышала крик, что прорвался сквозь завесу энергий.

— Гэ… элл! Г… э… Гр… Груэлл!! — Голос тысячей колоколов обрушился на женщину.

Эдэя попятилась — искала и не находила в Николае Росе ни одной знакомой черты. Осознание потери билось на задворках,