Беда случилась двадцать лет назад: старый Антонио Ринальди на строительстве Большого театра упал с лесов и сильно заболел. Глафира выхаживала своего, как она считала, мужа всеми возможными средствами, но мысль, поселившаяся в его голове, уже не давала покоя. Он хотел умереть на родине. Поэтому несколько оклемавшись, чтобы выдержать дорогу, итальянец собрался в путь. Надо отдать должное, Антонио звал с собой и Глафиру, но она наотрез отказалась покидать Россию. Так и стала жить она уже сама по себе. Невенчанный муж оставил некоторые накопления ей и детям, да и сама Глафира оказалась недурной хозяйкой. Выросшая в деревне, она ловко обращалась с имением, подаренным ей Антонио, с урожаем и крепостными, оттого все были довольны и счастливы, живя в достатке и сытости.

Сначала Ринальди передавал ей с оказией через ехавших в Россию иностранцев гостинцы, деньги и даже украшения, но десять лет назад они закончились. Последним известием было, что ее муж умер в Риме, как ему и мечталось.

Глафиру же сейчас грызло нечто другое – сыновья выросли резвые, горячие, быстрые на расправу. Как бы не случилась беда после ее смерти, как бы, деля наследство, не погорячились ее мальчики. Ладно, поместье и деревню с крепостными можно продать и поделить деньги, а вот бриллиант Баута, что ей подарил самый любимый и дорогой человек, как быть с ним? Конечно, Глафире хотелось передать это сокровище старшему сыну, это была только ее тайна, о которой не знал никто, но старшенький был сыном Джакомо. В его лице Глафира видела знакомые черты и упивалась красотой и умом своего ребенка. Младшие, словно чувствуя это, ревновали мать, всячески пытаясь показать себя, но это было бесполезно, потому как ее сердце навсегда было отдано ребенку, рожденному от любимого человека.

Каждодневные мысли томили душу уже немолодой женщины: как сделать так, чтобы бриллиант попал в нужные руки и не было вражды? Решение пришло само – старшенький решил жениться, да и партия подобралась удачная – засидевшаяся дочка соседа-купца. Ему очень хотелось все-таки пристроить дочь, и он, закрыв глаза на то, что соседи хоть и состоятельные, но безродные, дал согласие на женитьбу. Выигрывали от этого все: и купец, и Глафира. И сынок ее старшенький, красавец, каких не сыскать, для засидевшейся невесты был подарком. Тогда-то и собрала она своих сыновей и сказала:

– Есть у меня тайный камень, его у самой Екатерины Второй выиграл в карты один итальянец по фамилии Казанова. В ответ он подарил ей карнавальную маску Баута. Теперь и камень этот драгоценный, и маска носят одно имя. Этот камень можно передавать по наследству только старшему и только в день его женитьбы. Воля это не моя, а императрицы, – соврала Глафира для важности, – исполняю я ее, и в обязательном порядке надо документы подписывать о принадлежности его. Ты же, – обратилась она к старшенькому, – точно так же будешь поступать с ним дальше и детям своим передашь и внукам. Только так этот камень будет помогать, спасать и дарить удачу, иначе его сила потеряется.

Сыновья на удивление спокойно перенесли эту новость, словно и не нужна была эта суета с бумагами, но Глафира все же оформила все как надо.

Закончив все бумажные дела, в день свадьбы она повесила мешочек с камнем на шею сыну и выдохнула. Ночью же ей приснилась старуха колдунья, к которой они ездили когда-то с Казановой. Она хохотала в голос и трясла своими седыми волосами. От испуга Глафира получила удар в сердце и, не просыпаясь, умерла. Она уже очень скоро встретится со своим Джакомо, которого продолжала боготворить всю жизнь. Женщина не знала, но он уж семь лет как наблюдал за ней, сидя на облаке.

* * *

В это тихое раннее утро, которое ничем не напоминало об ужасах ночи и даже постаралось скрыть его следы, в доме не спали всего два человека, остальные же пребывали от усталости в мертвецком сне, если прилично так сказать после пережитого.

Одна из бодрствующих была Валентина. Она мучилась жутким похмельем, но больше того – любопытством и невозможностью узнать подробности событий, прошедших так бессовестно без нее, от этого у девушки начиналась истерика. Эти двое извергов сказали только «а» и мгновенно уснули. Валя даже хотела отомстить и оставить их там сгорать на беспощадном южном солнце, но позже любовь к подруге взяла верх, а Янису помогла прицепом, открыв огромный солнечный зонт, который, как во всех приличных южных домах, стоял тут же на балконе. Она не знала, куда себя деть. Позвонила мужу, сказала, что любит его. Он, конечно, заподозрил неладное в ее звонке в пять утра, но та убедила суженого, что все в порядке, просто не спится. В душевном беспокойстве, но все же немного заняв себя звонком мужу, Валентина развлекалась как могла: убралась в комнате, сделала маску для лица и даже еще раз обыскала все вокруг, вдруг она под воздействием шипучего напитка все же припрятала где-нибудь бриллиант Баута.

Ей даже в голову не приходило, что где-то в недрах этого большого дома так же маялся еще один человек – убийца. У него уже не было пола и возраста, потому что те, кто становятся убийцами, теряют все это и превращаются в бездушные субстанции, по-прежнему продолжающие свое существование на Земле, но перестающие быть частицей Бога. У этой субстанции бессонница, конечно, была не такая радужная, как у болеющей похмельем Вали. Ломка в организме напоминала ломку наркомана, ну, по крайней мере, именно так ее представляла субстанция раньше – тягуче, болезненно и невыносимо. Мир из обычного превратился в черно-белый, словно кто-то опустил фильтр на камеру собственного кино. «Убийца, убийца, убийца», – проговаривала субстанция про себя это страшное слово, словно пробуя его на вкус. Это произошло в первый раз, и субстанция поняла, что это не так страшно, как казалось в другой жизни. В жизни, которая уже никогда не случится, которую вчера этот подонок ее перечеркнул. Или субстанция сама ее перечеркнула, она уже запуталась.

Убийцу тоже сморил сон, и когда адреналин стал отпускать, последней мыслью в его голове промелькнуло: «А убивать не страшно».

* * *

– Доченька, вставай, надо поесть, – в комнату к Злате зашла Ольга Леонидовна и поцеловала дочку в мокрую от слез щеку. – Пошли, поможешь мне в столовой, я всех отпустила, а у нас сегодня очень много гостей.

Слово «гости» резануло слух обеих женщин, словно напомнив, что еще вчера было все по-другому, еще вчера были гости.

Ольга Леонидовна, смутившись, вышла из комнаты, а Злата все лежала и смотрела в потолок – она не хотела жить, не видела в этом никакого смысла. Ее любимого Ники больше нет, и именно она виновата в его смерти. Именно она придумала эту дурацкую свадьбу с Федором, который оказался шизанутым убийцей. Весь ужас Злата выплакала там, в зале, когда кричала на него и приводила в ступор своими откровениями абсолютно всех близких, от матери с отцом до тети Норы, которая была убита дважды. Первый раз – увидев труп мужчины, которого любила и с которым жила последние десять лет, а второй раз, когда узнала, что ее родная племянница спала с ним. Мысли сами унесли девушку во вчерашний вечер, когда он был еще жив.

Злата, сидя за столиком, словно на репетиции своей свадьбы, явственно, всеми своими внутренностями, дрожащими мелкой дрожью, почувствовала, что это все неправильно, что пора прекращать спектакль. Нет, она не собиралась делать это сейчас публично и еще раз унижать неудавшегося жениха. Злата сделает это завтра с утра. Напишет записку и сбежит в горы, на любимую Красную поляну. Затеряется на время в одном из шикарных отелей, что понастроили сейчас там в предостаточном количестве, и переждет бурю, которая будет бушевать здесь, внизу, у моря. Восстановит себе нервы и цвет лица, а также, возможно, забудется в компании какого-нибудь столичного мажора, приехавшего поиграть в местное казино. Такие на Красной поляне обитают в большом количестве, они веселые и ничего особенного не просят, потому как имеют в своей жизни всего и в достатке.