Скоро Павлу надоело слушать их безобидный треп. Он и сам частенько сталкивался с фактами, приводившими его, мягко говоря, в изумление.

В администрации родного города Новикова на теплых местах сидели сорокалетние кобылицы с сомнительным образованием. Они не ведали разницы между принтером и сканером, спотыкались в математических действиях с простыми числами и не поднимали в своей жизни ничего тяжелее степлера. Зато эти дамочки ежемесячно срубали там по шестьдесят тысяч рублей. Они еще и хвастали скорой льготной пенсией в размере восьмидесяти процентов от таких вот зарплат, ни разу не кислых для заурядного областного центра. Господня благодать такого рода не снилась ни одному шахтеру с черными от угольной пыли легкими, сталевару, полжизни активно загоравшему у мартена, врачу, спасшему сотни человеческих жизней.

Во сне он иной раз разговаривал с собственной совестью. Точнее сказать, оглашал обвинительную речь. А та, загнанная в угол, оправдывалась.

«Меня угораздило родиться и жить в удивительной стране! В самой огромной и невероятно богатой. Но ей почему-то постоянно чего-то не хватает. Вечно находится причина, по которой ее граждане вынуждены прозябать в нищете. Она постоянно ищет врагов и с кем-то воюет!»

Совесть еле слышно отвечала:

«Так ты же сам говорил, что когда в руках власть, нечем взяться за ум».

«Мне не до шуток, дура!»

«Понимаю. Тем не менее ты – часть этой страны, один из тех, кто считает ее великой державой. А такое государство никак не может жить в мире со всеми сразу. Увы, это аксиома. Кроме того, ты и сам всегда был уверен в том, что автократические режимы обязаны иметь внешнего врага, чтобы крепла поддержка изнутри. Это тоже незыблемое правило».

«Слишком много правил для простого человека. Чересчур заумно. Когда моя мама идет на рынок, ее не волнуют высшие материи. Ей прежде всего важны цены на продукты. Она хочет знать, сможет ли по возвращении домой приготовить простенький ужин. Точно так же думают и живут многие миллионы других людей. Тем не менее я всегда был на стороне государства и помогал ему в любых начинаниях! Прошел все горячие точки, побывал в плену, заполучил две контузии, несколько пуль и осколков. Но ни разу не усомнился в его правоте! Почему же оно меня ненавидит и относится ко мне как к пасынку, лишнему рту в семье?!»

«Не будь мелочным. Ведь государственным мужам некогда заниматься каждым человечком в отдельности».

«Пройдет два-три года, и я стану ощущать себя отработанным материалом. В таком же положении окажется большинство моих бойцов. Нас просто используют, отнимают лучшие годы, лишают сил и здоровья, выжимают до капли всю кровь и выбрасывают на свалку, за высокий бетонный забор. После ухода со службы я и мне подобные могут позволить себе только взирать сквозь щелку этого забора на блеск и великолепие жизни, построенной за наш счет. Я надеялся, что Родина излечит мою израненную душу, даст возможность глотнуть чистого воздуха и сменит пропитанный потом мундир на свеженький гражданский костюм. А на самом деле мне введут обезболивающее средство и напялят на меня смирительную рубашку».

Такие вот странные диалоги с собственной совестью могли продолжаться часами. Они то утихали, то возгорались снова и мучили Павла до самого пробуждения.

Нет, Новиков не был утопистом. Он не верил во всеобщую гармонию и отлично знал, что мир, окружающий его, состоит из досадных парадоксов. Концлагеря, к примеру, придумали англичане, а в Нюрнберге за них судили немецких нацистов. Но это было далеко и давненько. А диссонанс, возникший вследствие несправедливого распределения материальных благ, сегодня рвал на части его черепную коробку.

Депутаты с чиновниками всех мастей каждый день нагло и цинично обворовывают народ. Справедливость уходит неведомо куда, а позитивных перемен не видно даже на уровне горизонта.

Тем не менее плюнуть на совесть, взять на вооружение основное правило техники безопасности: «Не служи и не работай, тогда и не пострадаешь» – Павел не мог. Так уж воспитали его родители.

Со стороны дороги вдруг донесся какой-то шум. Подполковник приподнялся, прислушался.

Ему показалось, или по грунтовке и впрямь проехал грузовой автомобиль?

Новиков вздохнул, повернулся на бок и заставил сознание переключиться на детали будущей операции.

Группе надлежало не просто прибыть в район Таира и занять позицию на одной из высот. Если бы задача заключалась только в этом, то Новиков не парился бы и давно бы уснул. Главной целью этого вот марш-броска был полевой командир Халид Юсуф. Данного негодяя нужно было взять живым, в дальнейшем извлечь из него максимум информации и постараться выйти на руководство корпуса «Священный джихад». Именно так обрисовал Новикову задачу генерал Шестопалов перед вылетом группы в Сирию.

«А прежде чем взять Юсуфа, нам придется уничтожить весь его отряд, – размышлял Павел, рассматривая звездное небо. – Сколько сейчас боевиков в его распоряжении? Какое они используют оружие? Насколько выгодной будет их позиция? Есть ли связь со штабом корпуса? Как быстро к ним подоспеет помощь?»

Вопросов пока было гораздо больше, чем ответов на них.

Минут через двадцать снайпер вернулся.

– Это, командир, совсем не грунтовка, а трасса с твердым покрытием и интенсивным для пустыни движением, – доложил он и вытер лицо снятой перчаткой.

– С асфальтом? – удивился Павел.

– Типа того.

– Но почему на карте она обозначена как грунтовка?

– Видать, турки облагородили, чтоб ворованную нефть побыстрее вывозить. Во всяком случае, за время наблюдения по ней в северном направлении проехало не менее десятка автомобилей. В основном грузовых и автоцистерн.

– Вот так! – Лихачев развел руками и продолжил: – Даже в этом нищем, раздираемом междоусобными войнами государстве есть хорошие дороги.

– А потому что здесь нет наших чиновников, – заявил Кудин и издевательски хихикнул.

На этом в очередной дискуссии двух друзей была поставлена точка.

– Понял, Боря, спасибо, – поблагодарил Новиков. – Отдохни. У нас еще есть минут десять.

После привала группа выбрала удобный момент, быстро пересекла дорогу и направилась в сторону ближайшего склона, полностью покрытого растительностью.

Перед стартом к командиру подошел Суслов и перевел слова сирийского проводника:

– Через некоторое время впереди будет река.

– Спроси, она глубокая?

– Нет, но течение очень быстрое, а вода холодная.

– Ясно. В горах по-другому не бывает.

Следующий этап марш-броска проходил без задержек до того момента, покуда снайпер опять не подал знак, не приказал группе остановиться.

– Что там? – спросил Павел по рации.

– Река, командир.

Новиков приблизился к головному дозору. Как он и ожидал, ширина водной преграды не превышала двадцати пяти метров, однако поток был настолько бурным, что его рев слышался шагов за двести.