Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Афина отводит взгляд и на полшага отступает. Я, не понимая ее реакции, машинально шагаю за ней, хотя буквально пару минут назад сам искал повод установить между нами какое-то расстояние.
— То есть мне тебя ждать пьяным и поздно? — улыбается. Улыбается, черт его дери! А я невесть что подумал…
— Да нет. Мы обычно культурно сидим, — скалю зубы в ответ. И вот вроде бы все между нами по-прежнему, я еще не успел увязнуть во лжи… Хотя бы потому, что еще ничего толком не решено! А улыбаюсь все равно через силу, будто боюсь, что нацепленная мною маска не слишком качественна, и пойдет трещинами, рассыплется, открывая что-то грязное и неправильное.
— Тогда я домой? — спрашивает, вглядываясь мне в глаза. А у меня внутри все как в гребаном блендере взбалтывается. Хочется заорать. Хочется послать всех… даже отца, к такой-то матери, сгрести Афину в объятья и так остаться. В моменте, где все, что тонко, пока, безусловно, прочно. Но я не могу. Я раб своего воспитания и традиций. Поэтому я лишь касаюсь ее щеки и, чувствуя себя самым большим подлецом на планете, брызжу щедростью:
— Зачем домой? Поезжай куда-нибудь с подружками. Развейся.
— Ну не знаю. Я зверски устала.
Я тоже! Но я сейчас не могу вернуться к ней. В ее дом, оскверняя. Мне надо подумать. Надо что-то решить. Может, мужики, если мне удастся хоть кого-то из них выцепить, помогут со всем разобраться. Подкинут дельный совет.
— Окей. Тогда я на связи, да?
— Угу. Хорошо тебе погулять, красавчик. — Афина подмигивает мне и разворачивается, чтобы уйти. А я зачем-то опять ее задерживаю. Переплетаю пальцы. Несильно дергаю на себя. И задевая губами нежное ушко, шепчу: — Я люблю тебя. Очень. Скажи мне, что это знаешь…
Афина ежится, идет мурашками.
— Знаю. И тоже тебя люблю.
Ее «люблю» еще долго звучит у меня в ушах. Глушит все. Шум трафика. Гомон ресторана, в который мне не иначе как чудом получилось завлечь Антоху и Брагу — сразу двух из трех моих лучших друзей. Учитывая, что все они серьезные и занятые люди — собраться даже таким неполным составом для нас — большая удача.
— И что? Правда, никаких вариантов? — переглядывается Арс с Тохой.
— В то время жахнул кризис. Нужно было привлекать инвесторов, так как сами мы не справлялись… — пускаюсь я в пространственные объяснения.
— Короче, это означает, что выбора нет?
— Ну, я еще могу пустить все по пизде, — топлю горькую улыбку в стакане.
— Не-а, — закатывает глаза Тоха.
— Что?
— Ты, — Брага выделяет интонацией первое это самое «ты», — не можешь.
— Почему это? — шепчу я, устало откидываясь головой на спинку дивана.
— Потому что ты не такой.
— А лучше бы был таким.
— Себя ты уже не переделаешь, Марат. Не стоит и пытаться.
— Еще один! — вскидываюсь. — Я вас на помощь позвал, а вы! — рублю рукой.
— Нам надо было соврать?
— Нет, — сдуваюсь.
— Ситуация у тебя сложная. Против отца ты не сможешь, да и не захочешь пойти.
— Откуда такая уверенность? Ты хоть когда-нибудь любил? — вскакиваю.
— Ладно-ладно. Выдыхай. Допустим, не любил. Но давай мыслить здраво.
— Давай. — Вновь возвращаюсь в кресло. Меня бросает из крайности в крайность, как на волнах. От «да пошли вы все, я буду жить так, как считаю нужным» до «а может, предложенный отцом вариант — лучший из всех возможных»? Ну ведь и правда у Афины уже был подобный опыт… И тут же захлебываюсь от этой мысли ненавистью к себе и стыдом.
— Вот откажешься ты от этой свадьбы с Фаридой. И даже представишь Афину родителям, как свою женщину. Они примут ее?
Отрицательно веду головой.
— Вряд ли.
— И? Ну, вот что ты дальше будешь делать? Бизнес под угрозой, в семье, где царили тишь да благодать — контры. Ты так сможешь? Вот только честно.
— Именно так бы и было правильно, — отвожу глаза.
— Для меня. Для Браги… — Антон кивает на сидящего рядом Арса. — Потому что для нас обоих семья никогда не имела такого значения. Но не для тебя, Марат. Говорю, как есть. Не подумай, что мне в кайф тебя отговаривать. Более того. Мне, в силу совершенно другого воспитания, твоя ситуация видится фантасмагорической. Так и хочется сказать — шли всех лесом и делай то, что сердце велит.
— Так почему же ты так не говоришь?
— Потому что, хорошо тебя зная, боюсь сослужить тебе нехорошую службу. — Антон бьет приунывшего Брагу в бок.
— Мы не советуем тебе что-то конкретное. Правда. Просто подсвечиваем те моменты, на которые ты в любовном угаре можешь не обратить внимания. Решать все равно тебе.
ГЛАВА 18
Афина
Сощуриваюсь. В ушах долбит:
— К свадьбе Марата Маратовича, конечно. Вы не знали, что он помолвлен?
И тут бы сказать себе — нет-нет, это наверняка какая-то ошибка. Так проще. Так надо, чтобы не упасть тут же замертво. Но гаденькая улыбочка помощницы как ничто другое доказывает правдивость сказанного. Женщины очень жестоки. Особенно к тем, кто, как им кажется, имеют больше, чем заслуживают. Чистая бабья зависть. Ядовитая. Желчная… Зависть к чужому успеху. Ревность к тому, что это именно мне звонят из лучших модных домов, что это меня все знают. Злость, что ей приходится быть у меня на побегушках, тогда как, наверное, очень хочется, чтобы было наоборот. Отдельная зависть к тому, как я выгляжу, как себя умею подать. Но больше всего к мужским взглядам, которые совершенно невольно сосредотачиваются на мне, стоит лишь появиться в комнате. О, как же мне это знакомо, господи! Я столько лет варюсь в этом дерьме!
— А, ты об этом. М-да… Жаль, не успеем.
Улыбочка помощницы меркнет. Она-то рассчитывала совсем на другую реакцию. Что ж… Как говорится, не дождетесь. Я, как ни в чем не бывало, заканчиваю наш небольшой брейн-шторм и только после, оставшись одна, ломаюсь.
Меня складывает пополам, до хруста в позвоночнике. Ноги отказывают. Я плавно заваливаюсь на бок, скручиваюсь в позу эмбриона. Надо мной сгущается темнота. И я, конечно, остатками сознания понимаю, что виной всему незаметно подкравшийся вечер, но эта мысль не спасает. Я чувствую себя слепой в пустоте, где по определению нет никаких ориентиров. Или улиткой в причудливой многослойной раковине. Вот я — беспозвоночное, бесхребетное… Вокруг меня стены будто в один миг съежившегося кабинета, за стенами — изменивший пропорции мир, и все это давит со
