Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лиза начала:
О, Иегова, через волны,
Чрез пустыни нас веди;
Слабы мы, но силы полный
Нас прижми к своей груди.
Присоединяется Роман:
// Манной с неба//
Слабых нас, Господь питай!
Вместе с ними поют Марья Петровна и Сашка:
О, открой Свои потоки
Из скалы святых даров,
Столб Твой огненный высокий
Да хранит нас от врагов.
// О, Спаситель//
Будь для наших душ щитом.
Мы стоим у Иордана;
Проложи чрез реку путь,
Чтоб в равнинах Ханаана
Твой народ мог отдохнуть;
// Песни славы//
Вознесутся там к Тебе.
На лицах поющих сияла улыбка. Эта песня их объединяла и ободряла.
— Ужас! Как вы можете петь такую дрянь? — брезгливо и жестоко спросил Леонид. — Как будто ничего не могли нормального придумать! Так нет же- нужно петь! Слышать вас не хочу! — поднялся и ушел в темноту Садовский.
Марья Петровна тяжело вздохнула.
— Что ж, давайте поблагодарим Бога за прожитый день и будем ложиться, — предложил Роман.
— Ну, так что же вы мне хотите сказать? — свёл на столе свои пальцы ходощекий мужичек в форме.
— Действовать пора! — решительно ответил Владимир.
В комнате было сыро, темно и пусто. Один стол, на котором тлела керосиновая лямпа, и два табурета, на которых и расположились напротив друг друга Владимир и посыльный генерала, были единственной мебелью этой коморки. Все остальные соратники Владимира стояли за его спиной и сухо наблюдали за посыльным.
— Я ещё раз спрашиваю, — поерзал раздражённо зубами мужичек, — что вы мне хотите сказать? У вас есть точная информация или это только бабьи сказки?!
— Абсолютно точно.
— Где доказательства?
— Имеется завещание, где все указано, — вытянул Владимир из внутреннего кармана пиджака сложенный в четверо лист и потянул его посыльному. Человек в форме несколько брезгливо отнёсся к этому жесту, но все же смирился и принял его. Разложив бумагу, он нагнулся ближе к лямпе, чтобы лучше видеть, и стал пристально изучать завещание. Пользуясь тем, что посыльный надёжно занят, Владимир вытянулся на спинке стула и, потребовав от своего товарища деревенской накрутки, начал с упоением закуривать и так душную комнатушку.
Посыльный же читал внимательно следующее:
“Завещание
Я, Андрей Савельевич Мохов, будучи в здравом уме, завещаю все свое движимое и недвижимое имущество Федору Николаевичу Мохову, включающее… (здесь следует длинный список), а также мастерскую и весь ее промысел.
Помимо всего этого завещаю тебе наше фамильное сокровище, которое предалось мне от моего деда- 1189 килограмм чистого золота. Я твердо уверен, что ты высоко его ценишь и будешь ценить всю жизнь и так же передашь его другим.
Храни тебя Бог, мой сын! “
Далее следовали дата и причудливая подпись.
Посыльный поднял глаза на довольного Владимира.
— Ну? — спросил Владимир.
— Как-то не очень, — уже не скрывал свое раздражение мужичек в форме. — Это золото было украдено. Его нет. История там была мутная. Она дошла до столицы. Я поднял архивы. Двое везли по приказу барина Мохова это фамильное сокровище другому дворянину на ознакомление, но не довезли. Один убил другого и сбежал с этим самим золотом. Вот как!
— Все это нелепые байки! — возразил Владимир, отряхнув на пол выгоревший табак. — Сам подумай, как это фамильное, именно фамильное, — подчеркнул он, — наследие можно было доверить каким-то деревенским мужикам? И как его можно было увозить куда-то? Это же больше тонны золота! Пусть и пропало что-то, какая-то часть, но не тонна. Не могли они тонну увезти. Не лепиться здесь ничего!
— Документы-то не врут!
— Земля и бумага все терпит. Мохов не был из простаков. Этим маневром он хотел прикрыть свое золото от чужих глаз. Это и ежу понятно, — теперь нервничать начал Володя. — Да что мы столько болтаем?! Они убегают с каждой минутой все дальше и наши шансы найти их и золото- все меньше! Пора действовать!
— Вам не кажется странным, что именно 1189? Не больше и не меньше. Почему бы не наскрести ещё килограмм до девяносто или ещё десяток до двух ста? Почему бы не сделать это чисто круглым?
— Так вот может этот остаток и пропал, — сообразил на ходу Володя. — Хотя, это только догадка. Правду могут знать только Моховы. Нужно бежать по горячим следам, пока ещё не поздно! — разгорячился он.
— А если вам ничего не получиться?
— Слушай, я не понимаю, какие еще могут быть сомнения?! Это выгодно и Пирову, и мне. Я ему нахожу Садовского, а себе — Моховых и их золото. И я не отступлю!
— Но ты понимаешь, что лихоимство твое может выйти тебе боком?
— Мне не нужно это золото. Отдам его Союзу. Мне должность нужна. Мне нужно устроиться у верхушки. Мне нужна хорошая, обеспеченная жизнь.
— Предельно ясно, — посыльный равнодушно прошёлся глазами по завещанию. Затем от положил его на стол и поднял на Владимира глаза. — Каков план?
— План у нас есть. Это уже вас не касается. Сами разберемся.
— Это будет тихо?
— Тихо.
— Это ваша команда? — оглядел мужичек стоящих за спиной Владимира.
— Наша. Моя.
— Надёжные?
— Как сталь.
Посыльный закивал головой:
— Я говорил с Пировым. Пиров вам доверяет, — он обвел снова всех своим пристальным взглядом и, словно подав команду собакам, сказал: — Действуйте!
Едва ли засветлело, Тихон Беленкин поднял всех на ноги и откомандовал идти вперёд. Завтрак оказался весьма постным, так что едва ли хватило бы силенок перебиться до вечера.
Перед путниками стояла дорога, длинная дорога, на сотни верст. Шли долинами и полями, лесами и посадками, через реки и озера. Не раз они останавливались на отдых и снова шли. Дети от этой дороги совсем измучились. Взрослые брали их на руки, и путь продолжался.
Дневное светило перешло свой зенит и начало склонятся к горизонту.
— Хочется кушать, — сказал Саша, сидя на плечах Романа.
— А ты попроси у своего Бога, — подострил Садовский, — вот Он тебе и даст.
— Я попросил Его об этом сегодня утром.
— Значит жди! — отрубил Тихон. — Вот тут, где раз в десять лет ступит нога человека, будет тебе и хлебушек, и картошечка. Жди!
Сашка в растерянности умолк:
— Всё будет, как только Господь распорядится, Саша, — объяснил Рома. — Если только Он пожелает, Он и в пустыне тебя накормит досыта. Ты помнишь о Илье и как Бог послал ворон, чтобы они кормили его?
— Угу.
— Так верь, что Ему всё подвластно!
— Гм! — вздернул голову Леонид.
Степь. Широкая и привольная. Всё поросло ковылем и изредка здесь
