Я шла к дому по поросшему вереском склону холма, держа ладонь козырьком над глазами и пытаясь разглядеть Дэйви. Ни в саду, ни в теплице, ни даже в храме у жутковатого стеклянного священника Дэйви не оказалось. Миссис Джеффрис куда-то пропала. Мэри уже поджидала меня с цыпленком, печеной молодой картошкой и моими любимыми огурцами, а кроме того, с изрядной дозой болтовни, которую я уже слушала, как шум моря или шепот листьев на ветру. Постепенно смеркалось. Я витала где-то в облаках, полностью погруженная в собственные мысли, пока не сделала глоток чаю и тут же не скривилась.

— Мэри, ты забыла сахар! — сказала я, прерывая ее рассказ о трудностях деревенской жизни.

— Да нет же, мисс! Вы что, совсем не слушаете? Я же говорила, он испортился, пришлось его выкинуть…

— Мэри, сахар не портится. Ты же не хочешь сказать, что в нем завелись… насекомые?

— Вы имеете в виду жуков? — Мэри с пристрастием начала полировать подсвечник. — Если вы о них, то даже не знаю, за кого вы меня принимаете, чтобы я так запросто позволила жукам завестись в сахаре моей леди. Думаю, в целом мире не найдется жука, который осмелился бы заползти в вашу сахарницу. Я собиралась взять сахар у мамы, но совсем забегалась со всеми этими делами…

— Мэри, у нас что, вообще нет сахара?

— …А мама говорит, что их надо называть не делами, а «обязанностями», так вот эта обязанность или другая… — Мэри перестала терзать подсвечник и удивленно посмотрела на меня. Оказалось, она только сейчас услышала, что я с ней разговариваю. — Чего, мисс?

— Мэри, — проговорила я как можно медленнее. Услышав о ее маме, я кое-что вспомнила. — Я должна тебе кое-что сказать. Хочу прояснить одну вещь. Так вот, ты никогда, ни при каких обстоятельствах не должна разбалтывать частные подробности из жизни твоей хозяйки. Даже собственной маме. Каждой леди необходимо доверять кому-то все свои дела без опасения, что они станут известны всей остальной деревне. Это понятно?

Уголки рта Мэри грустно опустились вниз так, что образовался почти идеальный полукруг.

— Но мисс! Я ничего подобного не делала! Клянусь!

Я недовольно поморщилась. Мэри могла даже не отдавать себе отчета в том, что делает.

— Мэри, конечно же я уверена, что ты не специально, даже если…

— Я ни слова не говорила о том, что моя леди напилась! У меня изо рта слова подобного не выскакивало! Никогда! За кого вы меня принимаете?

Веснушки Мэри перестали быть видны на возмущенно покрасневшем личике.

— Ну, я надеюсь, что больше ничего подобного не повторится.

Я ждала, что она заговорит, но Мэри только продолжила тереть подсвечник с таким остервенением, будто хотела превратить его в порошок.

— Так сахар у нас есть?

Отражение Мэри сердито нахмурилось на меня с подсвечника.

— Ладно, проехали. Спущусь вниз и возьму немного на кухне сама.

— Да, хорошо бы, мисс, если вам он так нужен. — Она взяла с полки следующую жертву. — Один бог знает, сколько у меня здесь еще работы.

Я вздохнула, зажгла еще одну свечу, предусмотрительно разыскала подсвечник, который Мэри пока не успела начистить, и выскользнула за дверь.

В коридоре оказалось темно, хоть глаз выколи. Огонек свечки создавал вокруг скудный ореол дрожащего света. Краем глаза я заметила на стене портрет своей хранительницы и поднесла свечу поближе, чтобы как следует ее рассмотреть. Не знаю, с чего вдруг я решила, что она моя хранительница, но мне почему-то было спокойнее, что она висит у двери. Может быть, потому, что ее лицо было исполнено здравого смысла. Подумав о том, что нужно расспросить кого-нибудь, что это была за дама, я хотела уже идти дальше, как вдруг чьи-то быстрые шаги легко прошелестели за моей спиной дальше, в темноту, в сторону лестницы.

Я просто окаменела. Страх ледяными колючими пальцами заскребся у меня по шее и затылку. Тут есть еще кто-то. Шаги мягко прошелестели вниз по лестнице, и мне вспомнились тихие смешки в зале старинного храма. Но затем я выпрямилась. Кто-то рыскает по Стрэнвайну без моего ведома, и я просто обязана узнать кто. Я стала красться по коридору, радуясь, что, выходя из спальни, поленилась надеть башмаки, и выглянула к лестнице. Но вокруг была непроглядная темнота. Я поколебалась мгновение, а затем быстро задула свечу.

Мрак накрыл меня с головой, как толстое одеяло. Внизу с левой стороны от лестницы скрипнул пол. Я тихонько нащупала рукой перила и стала спускаться. На девятой ступеньке я поставила ногу ближе к стене, чтобы пересохшее дерево не заскрипело, и подумала о том, что этот кто-то впереди тоже знал, куда надо наступить. Я повернулась налево от лестницы и прислушалась.

Ни шелеста ткани, ни дыхания. Глаза начали потихоньку привыкать к темноте, и я увидела, что одна из дверей, выходящих в коридор, слегка приоткрыта. За ней был проход, соединяющий наше крыло с основной частью дома. Я бросилась вперед по коридору, пол скрипел и ныл под моими ногами, и я успела только подумать — кто может поджидать меня там, в конце коридора? И тут дверь распахнуло сквозняком. Я шагнула внутрь.

Я стояла у широкой каменной лестницы с полукруглыми поручнями, что-то вроде парадного входа в закрытую часть дома. За осыпающейся штукатуркой виднелись увесистые каменные блоки, газового освещения не было. Но в комнатке по соседству горел небольшой газовый фонарь, скорее канделябр, и освещал запыленное пустое пространство. Это оказалась гостиная. Слегка просматривался низ лестницы. Я храбро начала спускаться, мои босые ноги в чулках холодил каменный пол. Через гостиную, затем по коридору — и попадаешь прямо в кухню. Очаг не горел, но из-за прикрытой двери за углом просачивались лучики желто-оранжевого света. Я приложила к ней ухо, прислушалась, затем распахнула ее настежь и вошла в комнату.

Повсюду горели свечи, газовые лампы оставили выключенными, и все поверхности здесь были украшены каким-нибудь орнаментом. Хрустальные тарелки, серебряный канделябр, коллекция бронзовых статуй, расписная ширма… На двух небольших диванах мерцала золотистая вышивка. Комната была чисто, педантично убрана. Запах мыла и полироли проступал сквозь запах растопленного камина.

Я прошла к камину мимо обеденного стола с мраморной столешницей и двумя странными стульями. Они были развернуты друг к другу, а на столе был сервирован легкий ужин: жаркое из дичи с морковью, гренки… От тарелок еще шел пар. Я огляделась — комната была пуста. В дальнем углу виднелась старенькая кривая дверь с оконцем, вероятно, выходящая в сад.

Тут я заметила, что стены были голыми и совсем простыми — никаких бордюров или барельефов, пол под ковром вымощен сколотым серым камнем. Раньше это была какая-то комната хозяйственного назначения, быть может, даже кладовая. А вся шикарная мебель, пышный ковер и прочее принесли сюда уже позже из разных частей дома. Я снова посмотрела на стынущую у камина еду, примостилась поудобнее на диване и стала ждать.