Макс выругался и буквально спрыгнул внутрь корпуса броневика.

Сидевший на металлическом полу со связанными руками Отто фон Камп вздрогнул от неожиданности.

– За вами кто-то гонится, господин оберст-лейтенант? – спросил он с сарказмом.

Макс, не отвечая, скорчил летчику гримасу, завел двигатель и быстро развернул «Хорьх» в сторону аэродрома. Глушить двигатель он не стал и, поправив на голове сползающую фуражку, устроился поудобнее за спаренными башенным пулеметом «MG-34» и орудием. Но стрелять решил только из пулемета.

Черная машина тем временем подъехала уже на расстояние около ста метров. В салоне находились четверо или пятеро людей. Рядом с водителем сидел офицер в эсэсовской форме.

Макс навел пулемет на лобовое стекло автомобиля. Обычно флегматичное лицо закаменело, превратившись в маску смерти.

– Гитлер капут! – процедил Макс, играя желваками на щеках, и нажал на спуск, дав длинную очередь, при этом слегка поведя стволом пулемета влево, а затем вправо.

Машина ехала ему навстречу на довольно приличной скорости, но этот фактор сближения вряд ли оказал какое-либо заметное влияние на страшную убойную силу пуль калибра 7,92 миллиметра, выпущенных практически в упор. За неполных четыре секунды около пятидесяти пуль буквально разнесли на мелкие кусочки стекло черного автомобиля и в прямом смысле изрешетили водителя и пассажиров!

Повезло лишь обер-лейтенанту Штойману. Повинуясь какому-то тревожному чувству, он наблюдал за странными маневрами броневика, который вместо того, чтобы двигаться в сторону, откуда слышались автоматные выстрелы, зачем-то развернулся на сто восемьдесят градусов. В башне за пулеметом возник силуэт человека в военной форме. Несмотря на дождь, его лицо показалось абверовцу немного знакомым. Эта мимолетная мысль мелькнула в голове у Штоймана на уровне подсознания, но принять стройные очертания не успела. Черное дуло пулемета на какой-то кратчайший миг времени вдруг расширилось до немыслимых размеров, затем снова приняло прежние формы и окуталось оранжево-серым невесомым облаком дыма.

– Засада! Все из машины! – заорал Штойман, распахнул дверцу и вывалился наружу.

Несмотря на стремительность своего маневра, Штойман опоздал. Пули пронзили водителя и пассажиров уже в тот момент, когда он только тянулся к дверной ручке. Штоймана невольно спас штандартенфюрер Клотцер, сидевший на переднем сиденье. Около десятка пуль прошили его грудь почти строго по горизонтали и застряли в грузном теле эсэсовца. И только одна настигла обер-лейтенанта Штоймана, пройдя навылет через его правое плечо. Находясь в стрессе и еще не чувствуя боли, он скатился в грязную илистую канаву.

Тем временем машина с тремя мертвыми пассажирами и одним покойником за рулем проехала прямо почти полсотни метров, постепенно теряя скорость. Затем резко вильнула вправо и, уткнувшись в ствол одиноко стоящей сосны, остановилась. Не поврежденный пулями двигатель работал устойчиво и равномерно.

Лежащий в канаве, наполовину оглушенный, толком ничего не соображающий Штойман попробовал приподняться, опершись на правую руку. Жуткая боль пронзила его плечо, молнией проникнув в мозг. Штойман, коротко вскрикнув, потерял сознание и рухнул в коричневую грязь.

Все эти события произошли, как уже упоминалось, в течение нескольких секунд. Этого времени, впрочем, хватило водителю грузовика для того, чтобы остановиться. Находившиеся в кузове солдаты спрыгнули на землю. Перемещаясь короткими рывками и пригибаясь как можно ниже, они стали быстро растягиваться в цепь.

– Увидимся позже! – пробурчал Макс, скрываясь в стальном чреве броневика.

Развернувшись, он поехал в ту сторону, куда ранее направился майор Седов. К сожалению, равнина в этом районе была усеяна скрытыми в траве мелкими ямами и канавами. Поэтому, опасаясь провалиться колесом во что-то более глубокое, Макс двигался гораздо медленнее, чем рассчитывал.

Взглянув на бледное лицо Отто, разведчик понял, что тот видел все только что произошедшее через смотровой люк. Однако Макса это не очень взволновало. Враг есть враг, тут не до сантиментов!

* * *

Виктор Меньшов приходил в себя гораздо дольше по сравнению с тем, как до этого провалился в забвение. Сначала какая-то клеточка сознания уловила чуть заметное движение густой темной завесы, окутывавшей его голову и туловище. Потом постепенно это движение стало превращаться во все убыстряющийся круговорот. Все новые и новые клетки головного мозга возвращались к активной деятельности.

Теперь человек, глядя на себя будто со стороны, видел скрюченное пополам тело, судорожно подгребающее под себя руками и ногами землю, на которой оно находилось. Эти конвульсивные движения становились все быстрей и резче. Рот, почему-то находившийся сверху от лежащего на траве тела, открывался в беззвучном крике. Мозг окутала жуткая тяжесть, ее концентрация стала невыносимой. Еще чуть-чуть, и голова разорвется на части!..

Меньшов открыл все еще не понимающие глаза и очнулся. Окружающие предметы постепенно приобретали конкретные очертания и формы, но затем снова становились несколько размытыми. И так повторялось вновь и вновь. Совсем рядом с глазами по каким-то своим делам прополз большой черный жук. Его грозные усы шевелились в разные стороны, видимо улавливая посторонние подозрительные запахи.

– Где я? Что случилось? – прошептал Виктор, постепенно начиная ощущать тупую боль, пронзающую тело.

Одновременно к нему стали возвращаться память и слух. Грохот автоматных очередей и крики на немецком языке немного вернули красноармейца к действительности. Он с тревогой огляделся в поисках оружия, разыскивая свой ППШ, и удивленно отметил, что автомат зажат в левой руке.

Проверив диск и передернув ставший вдруг почему-то очень тугим затвор, Меньшов попытался встать, но, едва приподнявшись на локтях, тут же обессиленно рухнул на землю. Еще не понимая причину происходящего, он перевернулся на спину. Это простое движение далось Виктору ценой неимоверного напряжения всех мышц, которые теперь стали словно ватные.

Кровь прилила к голове, глаза заволокло серой пеленой, дыхание сбилось. Воздух вырывался из легких неравномерно и с глухим хрипом. Приложив руку к груди, Меньшов почувствовал под пальцами липкую жидкость. Ему показалось, что при каждом выдохе из тела наружу выделяются какие-то пузырьки.

«Меня продырявили, – на удивление спокойно осознал парашютист, – наверное, пробито легкое. Несколько минут, и все, конец».

Еще одной сквозной раны под ключицей он не видел. Тело пробивал озноб, и того, как сильно пропитался кровью на спине его десантный комбинезон, он почти не ощущал, находясь в погранично-сумеречном состоянии. С учетом того, что некоторое время Меньшов пролежал без сознания, потерял действительно много крови, удивительным был уже сам факт, что у него сейчас оставалась способность относительно ясно и четко размышлять. Тренированное сердце продолжало работать и качать кровь, часть которой вместе с пузырьками воздуха покидала его тело через пробитое легкое. Организм еще боролся, не хотел сдаваться. Но перед глазами уже все плыло, окружающие звуки становились глуше, боль в груди все нестерпимее.