Шаул подошел к иудейке. Женщина, не понимая, что произошло, просто села на корточки и закрыла голову руками.

Раввин-воин усмехнулся сквозь сомкнутые губы и уже был готов наброситься на бандита, удерживающего мужчину. Он не заметил, как только что выведенный из строя налетчик добрался до ножа, который обронил во время падения, из последних сил подполз к неожиданному заступнику и ударил наотмашь. Обоюдоострое лезвие кинжала разрезало грубую кожаную сандалию раввина, но, к счастью, встряло точно между вторым и третьим пальцами, насквозь пробив подошву. Шаул брезгливо отшатнулся и легко ударил мстительного налетчика рукоятью меча по затылку, оглушив. Почему он не воткнул острие своего клинка ему в шею?.. «Не убивать!» — грозно скомандовал голос внутри. Раввин просто приставил меч к основанию черепа бандита, и тот, распластав руки в стороны, затих.

…Меченосец смотрел суровым взором прямо в глаза тому разбойнику, что еще удерживал Шимона, держа кинжал листообразной формы у горла жертвы. Сам же Шаул, играючи, удерживал второго преступника. Казалось, одно движение — и все…

— Убей его!!! — приказал Шимон мечнику.

Старый разбойник прижал его кадык кинжалом еще сильнее, а Шаул придавил мечом шею своего молодого пленника. Раздался стон.

— Натан, брат… — в ужасе пролепетал старый разбойник, державший Шимона.

— Убей его! — просипел Шимон, не обращая внимания на кинжал, разрезающий его кадык.

Шаул чуть приподнял свой меч, продолжая смотреть на немолодого налетчика.

— Жизнь за жизнь? — раввин начал медленно водить мечом по шее, целя в основание черепа молодого разбойника, играя на нервах старика.

Тот не выдержал, бросил кинжал и кинулся к молодому, упав на колени.

— Натан, брат…

Шимон со стоном вдыхал воздух, растирая кровь из царапины на шее.

— Забирай его и пошли вон отсюда, — спокойно произнес Шаул, отфутболив кинжал старого налетчика в сторону. — Ну-у-у?!

Повторного приказания разбойник ждать не стал и, подняв Натана и обвив его руку вокруг своей шеи, медленно повел прыгающего на одной ноге бандита восвояси.

Шаул вложил меч в ножны с характерным железным лязгом и подошел к Агарь, которую уже обнимал и тормошил Шимон.

— Ну, ну… Ну, что ты, милая?..

— Шимон, я так испугалась! — сдавленно ответила молодая женщина.

Посмотрев на Шаула, спасенный мужчина будто опомнился и бросился к своим корзинам, достав оттуда две большие рыбины.

— Вот! Это все, что у меня есть! Возьми! Я ловлю, солю и копчу рыбу, продаю на базаре.

Шаул развел руками, словно желая сказать: «Ну, зачем вы, я это вовсе не из-за вознаграждения».

— Прошу тебя! — воскликнул умоляющим тоном Шимон, вкладывая в руки Шаула по рыбине. — Ты спас нам жизнь!

Раввин улыбнулся и не стал отказывать этому простому трудовому иудею.

— …И прости меня, добрый человек! — вдруг попросил Шимон.

— Это за что? — удивился тарсянин.

— Я просил убить его! — кивнул рыбак в сторону ушедших налетчиков, будто они были еще здесь.

— Ну, так он же чуть не зарезал твою жену!

— Иешуа учит любить своих врагов! — ответил Шимон с достоинством, обнимая свою Агарь, которая все еще плакала.

— Иешуа? — застыл Шаул. — Я спас жизнь одного из его последователей?

— Иешуа — Мессия, — очнулась от ступора Агарь.

— Иешуа мертв, — то ли спрашивая, то ли провоцируя, сказал Шаул.

— Это неправда! — горячо заверил его Шимон.

— Это правда, мой доверчивый друг.

— Иешуа называл меня Кифа — я его первый ученик, а это моя жена — Агарь.

— А меня зовут Шаул из Тарса… и вы обязаны явиться ко мне на допрос перед закатом. В казармы римского гарнизона.

— Ша-а-а-аул? — протянули муж и жена одновременно.

Они конечно же были наслышаны о жестоком и бессердечном дознавателе Синедриона. Молва о нем ходила далеко за пределами Иерусалима. Встреча с Шаулом для христиан означала либо смерть, либо заточение, либо самое безобидное — пожизненное рабство. Агарь и Шимон онемели от ужаса.

— Ты… нас… казнишь? — наконец произнес, запинаясь, христианин, глядя снизу вверх на человека, которого еще минуту назад считал другом.

Шаул спокойно посмотрел на свою разорванную сандалию и покачал головой.

— …Сказано: «Ангелам своим заповедает сохранить тебя. И понесут на руках тебя, да не приткнешься о камень ногою своею…»

Затем он поднял глаза на испуганных Шимона и Агарь.

— Так?

— Так, — снова в один голос ответили молодые муж и жена.

Раввин, отложив рыбу, снял сандалии.

— Вечером жду.

И ушел, босиком и с двумя рыбинами в руках. Пораженные рыбак и его жена молча глядели вслед этому жестокому и коварному палачу христианского мира.

* * *

Шаул не мог избавиться от своего наваждения.

Обычно славившийся своим служебным рвением, он впервые не торопился на службу. Он шел босой по центру Иерусалима, с двумя рыбинами под мышками, и короткий меч, заткнутый за пояс, никак не соответствовал его одежде простолюдина. Но ему было не до этого. Раввину было хорошо, как в детстве, когда он с веселой ватагой ребятишек гонял к баням подглядывать за купальщицами и получал хворостиной от старой нерасторопной охранницы-иудейки. Когда ячменная лепешка была одна на всех, а кусок вареной баранины, стянутый из дома, ватаге сорванцов казался самым вкусным лакомством на земле.

Циничное отношение мелкого торговца, случайно выбившегося в люди, к тем, кто теперь ниже рангом, куда-то пропало. Что произошло? Он впервые сдерживал себя во время вакханалии у Луция. Его не интересовало вино. Затем он не захотел убивать грабителей, хотя мог расправиться с ними без особых трудностей. Он был всецело поглощен каким-то необъяснимым ощущением — внутренней теплотой, без злобы, без подозрений к каждому… как в детстве. Да, так оно и было в детстве.

«Всему виной этот проклятый черный камень, который ты взял в гробнице Иосифа. Надо его выбросить», — говорил новому Шаулу тот служака рав Шаул, от которого дрожал едва ли не весь Иерусалим. «Но как же хорошо!» — вздохнул Шаул. «Нет! Ты ведешь себя как простолюдин! Недостойно!» — убеждал его голос римского прислужника Шаула.

«Да, конечно! От камня нужно избавиться». Раввин подошел к сточной яме, открыл суму и вынул из нее этот загадочный обсидиан. Оглянувшись вокруг и зачем-то стараясь быть незамеченным, Шаул присел на корточки. В голове его путались мысли: «А если я и вправду говорил с ним? А если?..» Молодой раввин в нерешительности еще раз осмотрелся. Редкие прохожие, одиноко пробежавшая собака, старик у дома… «Брось… брось его!» — предательски шептал служака Шаул. Пальцы рук начали разжиматься, и камень уже готов был ухнуть в грязную жижу нечистот… как вдруг из-за угла вышла семья с двумя детьми — мальчиком и девочкой.