В это мгновение у столика возникла странная фигура. Суворов поднял глаза: перед ним стоял Валюн.

– Здравствуйте, – произнес журналист.

– А это еще кто? – недовольно спросила Капитолина.

– Вот он мне нужен. – Валюн ткнул пальцем в Суворова.

Тот поднялся и внимательно посмотрел на нежданного гостя.

Видок у парнишки был довольно странный. На бледном лице лихорадочно блуждали беспокойные черные глаза. Бисеринки пота усеивали лоб и скулы. Он почему-то постоянно морщился, словно только что сжевал целый лимон.

Пьян, решил Суворов, но ошибся. Валюн не выпил ни капли.

– Чего тебе? – спросил он у журналиста.

– Вас мне нужно, – монотонно повторил Валюн.

– Зачем?

– Дело… мне приказали…

– Какое еще дело?

Не вдаваясь в объяснения, Валюн выхватил из кармана длинный острый предмет, как оказалось, шило, и вонзил его Суворову в грудь.

Острейшая, ярчайшая, как молния, боль пронзила все существо частного детектива. Суворов слабо вскрикнул, колени его подогнулись, и он повалился на пол, не слыша ни истошных воплей Капитолины, ни рева подскочившего к нему Толи. Все завертелось перед глазами: перекошенное лицо Дамкера, разинутый в крике щербатый рот Райского, злобный и тоскливый, словно у загнанной в угол собаки, оскал Валюна. Воронка, стремительно засасывавшая его, превратилась в трубу с зыбкими краями. Он улетал все дальше и дальше, а перед мысленным взором в калейдоскопическом вихре проносились картинки собственной пестрой жизни. И еще, где-то в самой глубине меркнущего сознания родилось чувство, что все происходящее с ним уже когда-то было и сейчас лишь вновь повторяется, и будет повторяться целую вечность.

Последнее, что воспринял разум, – пришедший извне металлический голос, тоже ранее уже слышанный: «Игра окончена… игра окончена…»

Райский открыл глаза, встал с кушетки и потянулся, потом потряс головой, отгоняя наваждение, и выключил аппаратуру.

– Сеанс окончен! – громко произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь, после чего отправился на кухню и стал варить крепчайший кофе.

Неплохо сработано, размышлял Райский, качественно, и главное, весьма достоверно. Больше всего его удивляло то обстоятельство, что в момент действия программы время то спрессовывалось, то растягивалось до бесконечности. Вот, скажем, сейчас, действие происходит в течение недели, а в реальности программа длится чуть больше трех часов. Но главное достижение в другом. В ходе действия программы на индивида тот совершенно теряет ощущение своего «я» и полностью растворяется в программе, но как только программа заканчивается, сознание включается вновь, причем человек помнит все происходившее с ним в иллюзорном мире до мельчайших подробностей. Он сопереживает вместе с главным героем и основными действующими лицами: радуется, страдает, его ощущения ничем не отличаются от реальных. Конечно, виртуальные игры – неплохая штука, но его, Райского, изобретение нельзя даже сравнивать ни с какими шлемами. Это действительно открытие века – двадцать первого века, конечно же! Сканирование мозга – штука непредсказуемая. Скорее всего, в дальнейшем удастся стабилизировать воздействие аппаратуры на сознание, но пока в психике происходят необратимые изменения, и восстановить нормальное ее функционирование практически невозможно. Поэтому приходится подыскивать на главные роли людей одиноких, о которых через неделю никто и не вспомнит. Таких, скажем, как этот Суворов. Сейчас он находится в коме, и что с ним делать дальше, непонятно. Хотя это не его забота. А с другой стороны, почему он должен испытывать угрызения совести? Мало ли людей ежедневно гибнет на дорогах? Такова жизнь, а искусство требует жертв. И не только искусство, усмехнулся Райский.

Над туркой поднялась шапка кофейной пены, и Райский поспешно выключил газ. Налил себе чашечку. Кофе оказался именно таким, какой он любил. Райский сделал несколько глотков, но потом отставил чашечку в сторону, продолжая напряженно размышлять. Для программы потребовалось три реальных персонажа: Суворов, Толя и журналист. Остальных он смоделировал сам, поскольку прекрасно знал оригиналы. С Суворовым все ясно, журналистик тоже съехал с катушек, а вот на Толю сканирование не подействовало. Либо мозгов маловато и устроены они примитивно, либо странности еще проявятся. Так или иначе, все трое – отработанный материал, дело, собственно, не в них. Его беспокоит сам сценарий. Возможно, он несколько схематичен, хватает и условностей, плохо прописан задний фон, который приходилось вуалировать дымкой или туманными очертаниями домов. Но ведь все прокручивается через восприятие главных героев, и здесь придраться не к чему. Некоторый уклон в мистику? Он, наоборот, очень даже кстати. Нестыковки отдельных планов? На сей счет, кажется, все в порядке, действие не утомляет, поскольку раскручивается достаточно динамично. А каково воздействие! Сеть, несомненно, останется довольна, и это главное. Может быть, еще разок посмотреть программу? Посмаковать отдельные сцены, оценить в последний раз. Неплохая мыслишка.

– Жизнь – это сон, – произнес Райский с усмешкой, вновь включил аппаратуру и улегся на кушетку.

Лифт хрюкнул и остановился. Суворов вышел и двинулся по обшарпанному коридору, по обеим сторонам которого располагались многочисленные двери. Вот и нужная. На ней приколота визитная карточка с одним только словом «Вектор». Суворов остановился перед ней, и внезапно у него родилось ощущение, что происходящее уже когда-то с ним случалось…

В комнате было почти темно, лишь маленькая настольная лампа, скорее ночник, освещала часть журнального столика, на котором поблескивал супером конверт пластинки. Черный картон не имел каких-либо надписей или картинок, но под тонкой пленкой едва заметно просматривался некий неясный оттиск. Возможно, подобное впечатление создавалось игрой света.

Чтобы разглядеть рисунок более внимательно, нужно содрать с конверта супер, поскольку пластинка была запечатана. Игорь таращился на нее, размышляя: сделать это или оставить все как есть? Очень хотелось аккуратно разрезать тоненькую пленку острым ногтем большого пальца, извлечь диск, поставить его на вал «вертушки»[1]и опустить на него кривую лапу тонарма.[2]И послушать, наконец…Узнать, какие чудеса запечатлены на пластмассе. Неужели действительно все обстоит именно так, как утверждает легенда?

Игорь, можно сказать, не верил в глупые россказни, однако некоторые опасения останавливали профессиональное любопытство. Он смотрел на загадочную пластинку, не в силах на что-то решиться.

По земле медленно катилась июньская ночь. Небеса на западе едва заметно светлели. В распахнутое окно с улицы проникали запахи только что прошедшего дождя, мокрой травы и остывающего асфальта. В кустах отцветающей сирени неуверенно защелкал соловей и тут же умолк. Это было любимейшее время Игоря. Все спят. Никто не мешает наслаждаться музыкой. Включил пластинку, надел наушники… и балдеешь, как любили говорить в его молодости.