Она помолчала и бросила на весы самую тяжелую гирю.

– Исходя из доступных фактов, неизвестный, вероятнее всего, служит в правоохранительных органах или в обслуге. Или хочет в них служить.

Никто не выбранился, не выразил возмущения. Все с горечью, молча приняли сказанное ею к сведению. Хороший, крепкий у нее все-таки отдел!

– Можно прикинуть, не писал ли письма кто-то из покушавшихся на копов, – сказал Сантьяго, глядя на Кармайкл.

– Точно, – сказала та. – Мы с Сантьяго возьмемся за это.

– А мы с Трухартом проверим отставных и отстраненных от службы полицейских. – Сказавший это Бакстер посмотрел на своего молодого помощника в форме.

– Валяйте.

– Лейтенант? – произнес Трухарт.

– Слушаю вас.

– Он упорно повторяет слово «правосудие». Что, если поискать по письмам того, кто не добился правосудия или остался при мнении, что с ним поступили несправедливо? Какой-то потерпевший или связанный с потерпевшим человек? Баствик состряпала оправдание подозреваемого или досудебную сделку. Возможно, Ледо сыграл при этом какую-то роль: продавал наркотики кому-то, вышедшему сухим из воды, потерпевшему или самому разыскиваемому. Вдруг наркотики сыграли роль в том, что разыскиваемый стал убивать?

– Он у меня мыслитель, – прокомментировал не без гордости Бакстер.

– Мы учитываем такую версию. Ты прав, что указал на нее, – сказала Ева Трухарту. – Но это все равно что искать свихнувшуюся иголку в куче других иголок. Учти, не в стоге сена! Я заказала перекрестный поиск человека, связанного с обоими потерпевшими. Пока что результат нулевой. Если связь существует, то крайне мутная.

– А мы ее все-таки поищем, – сказал Рейнеке, кивая Дженкинсону.

– Вы заняты собственным расследованием, – напомнила Ева.

– При всем уважении, босс, нам это не помешает, – возразил Дженкинсон. – Все здесь работают достаточно давно и могут долго стоять на одной ноге с одним закрытым глазом. Всем ведь понятно: если орудует коп или кто-то связанный с копом, то двух мертвецов, конечно, не оживить, но чем скорее мы положим этому конец, тем меньше грязи прилипнет к Управлению. Да и к вам, лейтенант.

– О своей грязи я позабочусь сама.

После недолгого молчания слово взял Рейнеке:

– Дженкинсону неудобно дважды вступать с вами в спор, поэтому его заменю я. Вы не правы, лейтенант.

Бакстер покачал головой.

– Хотите за это взяться? – обратился он к Рейнеке и к Дженкинсону. – Тогда будьте хитрее. Ты можешь сама разбираться со своей грязью, Даллас, но кто-то тем временем запачкает все Управление, всех нас. Мы все обязаны этому помешать. При этом, возможно, будет спасена чья-то жизнь, потому что нет никакой уверенности, что смертям пришел конец.

– Как я сам об этом не подумал! – пробормотал Дженкинсон. – Скользкий же ты тип, Бакстер!

Тот, глядя на Еву, ухмыльнулся.

– Да, я такой: скользкий и блестящий. Женщинам нравится!

– Ну, так действуйте, жонглеры, только осторожно. Сколько, кстати, тем двоим зарезанным пацанам, Дженкинсон?

Взгляд Дженкинсона сразу погас.

– Одному пятнадцать, другому восемнадцать. Братья.

– Они – твой приоритет.

– Кто же спорит, Даллас? Мы не уроним ни один из подброшенных мячиков.

– Пибоди, на тебе снабжение всех необходимыми данными.

– Слушаюсь, сэр.

– Если надо, свяжитесь с Фини и с Макнабом на темы электроники, с Мирой по ее профилю. В лаборатории обращайтесь только к Дикхеду. Крышка с котелка рано или поздно слетит, но только не под давлением изнутри нашего отдела. Необязательно говорить вам об этом, но я все равно скажу. Если к вам обратится пресса или вообще кто-нибудь, ответ возможен только один: вы ни при чем, все вопросы к лейтенанту Даллас. И последнее. Бакстер!

– Я весь внимание.

– Всю летящую грязь принимаю на себя я. За это мне и платят чуть-чуть больше, чем тебе. Тем не менее твоя помощь и твое желание ее предложить – это ко всем относится – заслуживают высочайшей оценки. Все свободны.

– Никому не позволим покушаться на нашего лейтенанта! – заявил Дженкинсон и первым покинул комнату.

– Очень мило! – сказала Пибоди. – Дженкинсон в своем репертуаре.

Ева наморщила нос.

– Не выношу пафос!

В двери появилась физиономия Трухарта, выражающая неисчерпаемое рвение.

– Прошу прощения, лейтенант, к вам Надин Ферст.

– Она здесь?

– Так точно, сэр. Бакстер прогнал ее от вашего кабинета, но она расположилась вместе со всеми нами. Мы не знали, как вы на нее прореагируете.

– У нас все, Пибоди?

– Все.

– Пришлите ее сюда, Трухарт.

– Слушаюсь, лейтенант.

– Ей положено находиться на Невисе или еще где-то, где пальмы и песочек, в обществе племенного производителя по кличке Бруно.

– Это тот, с развитым брюшным прессом? Она рассказывал мне про него у тебя на дне рождения.

– Да, пресс у него, похоже, что надо. Ладно, я с ней разберусь. А ты займись теми, чьи имена уже прислала Мира. Позаботься, чтобы у всех были данные, чтобы начать работу.

– Уже бегу.

Пибоди бросилась к двери, но оттуда как раз появилась Надин в сверкающих сапогах до колен, в облегающих черных брючках, в маково-красном свитере под распахнутым пиджаком, с меховой шубкой в руках.

– Тут у вас минус пять и вероятность пурги к вечеру. На острове в момент моего отлета было плюс двадцать восемь и ослепительное солнце. Твои копы не пускали меня даже с этим. – Она бросила на длинный стол красивую коробку. – Двойные шоколадные кексы, мечта копа.

Отвергнуть лакомство?! Неужели ее копы перерождаются на глазах?

– Пибоди, захвати это с собой и угости ребят. С ума они, что ли, посходили – отказываться от шоколада?

– Сначала я угощусь сама, а то они мне ничего не оставят. Мои любимые!

– Только что сделаны, может, еще теплые, – поддала жару Надин. – Приятного аппетита, Пибоди.

– Как провела Рождество, Надин?

– Недурно, а ты?

– Тоже. – Поймав укоризненный взгляд Евы, Пибоди схватила коробку. – Еще увидимся!

Надин бросила свою шубку на стол и водрузила рядом с ней полосатую, как зебра, сумку размером с контейнеровоз – рождественский подарок Евы.

– Тут варят нормальный кофе? – Она указала на автокухню.

– Нет.

– Паршиво.

– Где Бруно?

– Дуется. Не знаю, пришло ли время проявить вкус и найти подходящий подарок, который обозначит расставание. Он – чудесное развлечение, пока я решаю, что для меня важнее – продолжить развлекаться или поставить точку. Я еще настроена на развлечение. Но хватит про меня. Что у тебя нового?