Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Провинился Байер или, наоборот, получил какие-то, пока не известные нам, директивы, выполнение которых СД не сочло возможным возложить на кого-либо другого, а выбрало именно этого исполнителя, известного своей преданностью нацизму, жестокостью, подозрительностью и изощренностью в провокациях?
Вот и его шахматная фигурка заняла место рядом с фигуркой, обознчавшей Ругге.
«Ну-ка, ну-ка, — сказал сам себе Алексей Емельянович, — Ведь Байер — мастер провокаций! А что если СД совместно с абвером или втайне от него проводит некую операцию? Поэтому и направляет к нашей границе своих людей. Вот только какую пакость они задумали?»
Ругге — специалист по Востоку, Бергер — по Западу, Байер — по провокациям, Этнер — человек близкий к Шелленбергу, занимающемуся политической разведкой, а Бергер — подчиненный Этнера. Байер, в свою очередь, один из ставленников Гейдриха. Змеиное гнездо! И опыт подсказывает, что это еще не все действующие лица, есть кто-то прячущийся в тени — и генерал выставил перед тяжелыми фигурами пешку: маленького черного пехотинца, прикрывшегося щитом.
Скорее всего, в ближайшее время следует ждать активизации действий немецких частей против французских войск и английского экспедиционного корпуса. Не тут ли собака зарыта? Может быть, хотят сразу двух зайцев убить — всучить и нам, и французам с англичанами хорошо подготовленную дезинформацию, а ударить совсем в другом месте? Этот вопрос надо безотлагательно проработать: если догадка верна, то дезинформация будет масштабной, носящей не только военный, но и политический характер.
Так, а что с Волковым? По сведениям, полученным от Семенова, капитан прибыл на место. Связался ли он с Марчевским, поверил ли тот ему? Ведь Волков, согласно разработанному плану операции, должен прийти совсем не так и не оттуда, как ожидал бывший полковник. Сколь долго сможет продержаться Волков в абверкоманде? Для немцев он не слишком дорогой материал — используют и без всякого сожаления могут уничтожить, они дорожат только арийцами.
Видимо, в свете данных о подготовке немцев к большой войне на Востоке, стоит продумать варианты длительного использования возможностей Марчевского. Не одной картотекой он может быть полезен советской разведке и делу освобождения своей многострадальной родины — Ругге и его хозяева вряд ли отпустят от себя бывшего польского разведчика, особенно если развернутся широкие события: упоминать слово «война» Алексею Емельяновичу как-то очень не хотелось. Несмотря на то, что он с самого начала знал истинную цену договора, заключенного гитлеровской Германией с СССР в тридцать девятом году.
Итак, стоит подумать о том, как сохранить Марчевского после получения от него сведений, содержащихся в захваченной немцами картотеке. Придется капитану Волкову взять на себя основную нагрузку в этой операции, которая постепенно начинает превращаться в часть большого, уже стратегического замысла. После выполнения задания Волкову придется уйти — немцы, конечно, долго будут настороже, перетряхнут все и вся, но до той связи капитана, о которой подумал генерал Ермаков, им вряд ли удастся добраться: для ее прикрытия предприняты все необходимые меры. Да и Марчевский останется вне подозрений, и ему станет легче внедряться прочно, надолго: Ругге сам его нашел, а себе он верит!
Алексей Емельянович вновь переставил фигурки на шахматной доске. Он уже догадался о маленьком черном пехотинце, выдвинутом впереди боевых позиций, скорее всего, Бергером. А вот они о его человеке, который должен вступить в игру, сменив Волкова после выполнения им задания, догадаться не должны. И он решительно поставил позади своих фигур, на самом краю черно-белого поля, скифского всадника на белом коне.
«Гунн» — под этим псевдонимом генералу был лично известен очень способный разведчик, опытный, хорошо законспирированный. Как это в шахматной игре ходит лошадка, углом, — три клетки прямо и одна в сторону, причем, кажется, в любую? Вот так и «Гунн» будет этим ходом коня в их игре, в конце операции поменявшись ролями с капитаном Волковым. Они сумеют это сделать.
Надо поговорить с Николаем Демьяновичем Козловым, пусть поинтересуются по имеющимся каналам: что это такое затевает СД? И подготовить все материалы по введению «Гунна» на конечном этапе в операцию, которую в основном должен теперь взять на себя Волков. Трудно придется парню, очень трудно. Но потому и послали именно его, что очень трудно…
Ермаков встал, открыл окно. В комнату ворвался свежий апрельский ветер, прохладный, немного сырой…
Захотелось разуться и, как в детстве, пробежать босиком по еще не просохшей после стаявшего снега и первых дождей земле; побродить по только-только начинающему зеленеть лесу, вороша ногами слежалые прошлогодние листья, уже темные, готовые удобрить почву под корнями деревьев; посмотреть на грачей, деловито ходящих в свежей борозде, на мутные после недавнего паводка воды реки…
«Рано немцы считают себя победителями Польши, — подумал Алексей Емельянович. — Еще Монтескье писал: не побежден народ, хотя утративший войска, но сохранивший нравы свои. Нрав у поляков свободолюбивый, вспомнить хотя бы знаменитых „косиньеров“ Костюшко…
Сколько раз поднимался этот народ на борьбу за свою свободу. И сейчас там нарастает движение сопротивления. Нет, рано немцам считать себя победителями Польши, рано! Для поляков это только поражение прогнившего режима Пилсудского, Бека и Рыдз-Смиглы, но время наверняка покажет, что это не поражение народа. Он будет с нами в общей борьбе с фашизмом. Он уже с нами…»
* * *
В казино «Турмклаузе», расположенное на тихой узкой улочке в центре города, Дымша пришел около семи вечера. Толкнув старинную дверь с перекладинами, пробитыми медными, позеленевшими от времени и непогоды гвоздями, он перешагнул высокий порог и очутился в маленьком вестибюле. Стрельчатая арка, завешанная занавесом из разноцветных стеклянных бус, вела в зал.
Небрежно раздвинув звякающие стекляшки, нанизанные на тонкие лески, пан Алоиз прошел в прокуренный зал, сел за свободный столик и кивнул пожилому мэтру, как старому знакомому. Старик, похожий на носастую нахохлившуюся птицу, в ответ только приподнял густые седые брови, нависшие над маленькими глазами, и сделал едва приметный жест рукой. Через несколько минут он подошел к столику Дымши, перекладывая из руки в руку стопку жетонов.
— День добрый, — приветствовал его Алоиз. — Как идут у пана дела?
— Пан Алоиз шутит? — бледно улыбнулся мэтр. — Сейчас вечер, и какие могут быть теперь дела? Я же не «шибер», как называют немцы спекулянтов.
— Ну, не прибедняйтесь, старина. У вас все-таки есть работа, а это в наше время тоже немало. По крайней мере — гарантированный кусок хлеба. Сегодня играют?
— Наверху, — лаконично отозвался старик. — Сегодня там самые высокие ставки. Пойдете?
— Пожалуй, — протянул Дымша. — Дайте мне жетонов на десятку.
— Пан не уточнил, на какую десятку, — усмехнулся мэтр. — На злотые или на марки?
— На злотые, на злотые… Сколько вы даете на них сегодня?