— Ведь жемчуг, как я слышал, не принимают, значит, выходит для собственного удовольствия добываете его? — спросил я.

Николай Иванович смеется:

— Все-таки драгоценность. Может быть, когда-нибудь и возродится жемчужный промысел. Вот дедушка Дятала помнит, как здесь, на Гаиле, жемчуг промышляли. Верно, Аким Иванович?

— Помню, конечно. Однако, давно дело-то было.

— Ну вот, — говорит Петухов, — дело-то все-таки было?

— Было, Николай Иванович, было.

— Нынче за жемчужницей не приходится, как бывало, нырять. Ручной драгой действуем, вот скоро увидите, как мы ее приспособили. А ведь было время — ныряли.

— Чего там! Можно и сегодня мало-мало понырять, — отзывается Никифор.

На вид молодому нанайцу года двадцать три. Лицо у него круглое, красноватое от загара, с черными, широко расставленными глазами, порою задумчивое, даже несколько замкнутое. Никифор беспрерывно курит, кажется, что он чем-то недоволен. А причина его недовольства, как я после узнал, была в том, что перламутр приходилось заготавливать от случая к случаю, и промысел этот в конце концов превратился в чисто любительский.

В студеных реках, в тайге, запасы даурской жемчужницы огромны.

Николай Иванович говорит:

— Вот если бы возродить жемчужный промысел! При нынешней технике можно добыть много ракушки. А за последние годы перловицы прибавилось. Посмотрите-ка на отмели — всюду ее следы. Романтический промысел, увлекательный, один из благороднейших на земле!

Семья Петуховых переселилась на Дальний Восток из Орловской губернии. В 1916 году, отслужив службу в Уссурийском пехотном полку, Иван Иванович Петухов решил остаться в крае, который полюбил. Он съездил на родину, справил дела и, взяв жену и двух ребятишек, вернулся на Амур. Сперва Петуховы жили под Хабаровском, а когда Иван Иванович получил должность лесного объездчика в таежном районе долины реки Кур, переехали в Шаманку — небольшое селеньице, где жили русские и нанайцы. С тех пор Петуховы пустили здесь глубокие корни. Николай, старший сын, десятилетним парнишкой уже пристрастился к охоте и рыбной ловле, а когда он увидел, как нанайские ребятишки ловко ныряют за даурской жемчужницей, — быстро вошел к ним в компанию. Однажды он принес матери две белые как снег жемчужинки, и мать не поверила, что их добыл со дна реки ее Николенька. Но дружки-нанайцы подтвердили, что он говорит правду.

«Сам он с лодки кидался, тетя Катя, он уже не хуже любого из нас ныряет за ракушкой...»

«Как это кидался с лодки? — испуганно всплеснула руками Катерина Дмитриевна. — Та́к ведь утонуть в два счета можно. Господи, что за напасть такая — с лодки кидаться в воду!»

С годами нанайцы приучили русских новоселов не только ловить даурскую жемчужницу, но и выслеживать в тайге пантовых изюбров и заготовлять дорогую кору амурского бархата. Зимой шли они вместе на добычу пушного зверя и даже обкладывали медвежьи берлоги. Со временем русские уже ни в чем не уступали нанайцам, и это еще больше укрепило дружбу между ними.

Словом, Петуховы были из тех, кто всем сердцем полюбил Дальний Восток.

С фронтов Великой Отечественной войны Николай Иванович вернулся, как я уже говорил, без руки, инвалидом. Но не хотелось ему, еще полному сил, сидеть на пенсии — скучно. Привыкший к труду, влюбленный в свой таежный район, он быстро вернулся к работе. Правда, вначале друзья сомневались, справится ли он одной рукой. Но когда разделся, повесил на боку сумочку и нырнул с лодки в студеную реку, поняли, что Петухов еще силен ловить перловицу. А после, когда стали ручную драгу применять, он и вовсе не отставал от других. Простая штука эта драга, а ведь как ловко с ней! Сделана она в виде грабель с сильно загнутыми внутрь острыми зубьями, а внизу прилажен сачок. Насаженную на длинный шест драгу погружают до самого дна реки; лодка медленно тащит ее за собой, и зубья захватывают ракушки и опрокидывают их в сачок.

А когда однажды драга сломалась, задев камень, Петухов, чтобы не тратить зря дорогого времени, стал нырять. В этот день он выловил больше шестидесяти килограммов жемчужницы и, после того как сварил их в котле и обработал, нашел три жемчужины, каждая величиной с горошину.

Аким Иванович Дятала был уже в преклонных годах, лет за семьдесят, но сохранил бодрость и энергию. Маленький, сухонький, на коротких, немного кривых ногах, суетливый, он вовсе не имел того степенного, стариковского вида, очень характерного для нанайцев. Его широкое лицо с редкими следами оспы было сильно обожжено солнцем и обветрено. Глубокие темные морщины спускались по щекам до самой шеи. Глаза у него были небольшие, глубокие, с чуть заметной раскосостью. На белках глаз переплелись кровавые жилочки, что свидетельствовало о том, что Аким Иванович в свое время много нырял за даурской жемчужницей.

Дятала прожил всю свою жизнь в тайге. Он и ловец жемчуга, и охотник за пантами, и кородер, и искатель женьшеня. Все тайны природы познал старик и читал ее, как книгу. По самым, казалось бы, мельчайшим приметам он с исключительной точностью предсказывал погоду.

Аким Иванович чем-то смахивал на арсеньевского Дерсу. Дятала носил синие дабовые штаны, заправленные в мягкие олочи из сохатиной кожи, сатиновую сорочку с прошитым наискось орнаментом; а темные, с редкой сединой волосы, собранные на затылке в короткую косичку, были повязаны у него по-бабьи тряпицей, и узелок приходился на левом виске.

Дятала уже не ловил жемчужниц. Когда Дынгай, Никифор и Петухов расселись по своим лодкам и отчалили от берега, Аким Иванович принялся кипятить воду в котле, чтобы без всякой задержки, когда они вернутся, начать обработку ракушки. Подле костра, в траве, уже лежала довольно большая горка вываренной и очищенной перловицы.

Я спросил Дятала:

— Аким Иванович, много нашли сегодня жемчужин?

Он поднял на меня маленькие острые глаза, слегка улыбнулся уголками рта:

— Были, наверно, штук десять.

— И хорошие, крупные попались?

— На́ вот, погляди. — Он достал из глубокого кармана брюк узелочек, развязал и показал мне горсточку мелких, как крупинки, жемчужин. Лишь две или три были величиной с вишневые косточки. Но по цвету они были очень разными — от снежно-белой до розовато-бирюзовой, а когда все эти цвета перемешались, то получилось очень красиво.

Старик и сам залюбовался яркой игрой цветов и долго держал