Улегшись подальше от китайца, они долго рассуждали, что с ним делать: взять на Приют или поместить на одном из островов Архипелажного озера. Василий уверял, что китаец не решится изменить им и бежать на родину, где его ожидает жестокое наказание, а может быть, и смертная казнь, но советовал не показывать Приюта. Лисицын, расположенный в пользу Янси, утверждал, что опасаться показать ему Приют нет причины, потому что китайцы уже знают этот остров, а пленник может быть полезен на ферме. Вдруг Янси страшно закричал. Лисицын, схватив ружье, бросился к нему на помощь, но не смог удержаться от смеха, увидев, что причиной его испуга была выдра, высунувшаяся из воды. Зверь, испуганный приходом охотника, скрылся. Это обстоятельство, доказавшее невоинственные наклонности Янси, склонило весы в его пользу. Лисицын убедил Василия привезти китайца на Приют.

Рано утром, уложив больного на дно лодки, победители поплыли в свою резиденцию, привязав к корме захваченную у китайцев лодку. Лисицын с удовольствием узнал, что Янси был тайным христианином.

— Хочешь ли ты жить у нас? — спросил его Сергей Петрович. Василий служил обоим переводчиком.

— Хочу, если позволишь, господин.

— Будешь нам повиноваться, служить честно и верно?

— Буду, господин.

— Обещаешься ли ты не убежать от нас и никому не открывать нашего жилища?. — Обещаю, господин! Янси бежать — смерть; открыть, где живете, — смерть.

— Это он правду говорит, — добавил Василий. — Ему теперь на родину нельзя.

— Янси был хороший работник, он будет вам работать, он не был ленив. Вы спасли ему жизнь, он всегда будет держать это в своей голове.

— Клянешься ли ты прахом своей матери не делать нам никакого вреда, а ежели захочешь отойти от нас, то прежде скажешь нам об этом?

— Клянусь, господин. Пленник не может уйти от господина.

— Ты не пленник, Янси. Ты свободен и можешь идти, куда захочешь, как только выздоровеют твои ноги, а до того времени хочешь жить с нами?

— Господин, я хочу быть вашим слугой.

Приплыв к Приюту, Лисицын не нашел Петруши ни у единорога, ни на ферме. Скот пасся спокойно под надзором собак, все было в прежнем порядке, но мальчик не являлся даже на громкий зов. Уплыть с острова он не мог. Видимо, будучи в сильном страхе, где-нибудь спрятался. Товарищи отправились на поиски по разным направлениям, оглядели весь остров, все деревья с дуплами, овин, сараи, погреба, чердаки, но нигде Петруши не нашли.

Лисицын осмотрел грот, где хранились меха, но и здесь несчастного мальчика не было. Может, он похищен? Но кем? Выходя из грота, Лисицын заметил, что меха, висевшие прежде в порядке, теперь лежат в большой куче. Любя порядок, Лисицын начал развешивать шкуры. И представьте его изумление, когда он увидал Петрушу, лежащего ничком, с зажмуренными глазами, пальцами он заткнул уши, лихорадочный трепет пробегал по его телу. Лисицын ласково называл мальчика по имени, но без успеха. Попробовал тряхнуть за ногу — мальчик поднял такой оглушительный визг, что Лисицын сам был вынужден заткнуть уши и выбежать из грота. Вскоре он придумал, как заставить Петрушу опомниться, и поспешил на ферму. Захватив ведро холодной воды, он окатил ею труса. Эта операция удалась вполне. Холодная вода поневоле заставила мальчика открыть глаза и уши. Он узнал Лисицына и от радости бросился ему на шею. Бедняжка, два дня не видя своих покровителей, совершенно потерялся от страха, спрятался в углу грота под мехами, и если бы так прошел еще день, то, вероятно, сошел бы с ума.

Василий, пробыв несколько дней на воде, опять чувствовал сильную ломоту в ногах. Лисицын посоветовал ему ежедневно купаться на заре. Для Янси Сергей Петрович изготовил припарку из тертой моркови, а когда раны зажили, то и ему приказал купаться. Средства эти принесли обоим очевидную пользу.

Янси совершенно выздоровел. Он охотно принял участие во всех работах, согласился отрастить бороду и волосы на голове и одеваться по русскому обычаю. Из него вышел добрый, смышленый и работящий малый. Он раньше всех вставал и после всех ложился. Очень скоро научился всем земледельческим работам, не уступая в этом Лисицыну и Василию.

По случаю частых дождей хлеба должны были поспеть позже обыкновенного, но были хороши, рост имели исполинский, густоту необычайную, колос длинный и полный.

Однажды Лисицын вступил с Янси в разговор. Василий помогал с переводом.

— Скажи, Янси, отчего китайцы ненавидят русских?

— Они русских боятся. Ненависти нет.

— Почему ж боятся? Русские не сделали им никакого зла.

— В народе есть предание, что русские завладеют Амуром и всей этой страной. Начальники этого боятся.

— Но даже если это исполнится, какой вред потерпят от этого твои земляки?

— Начальники говорят, тогда вся Маньчжурия передастся русским.

— Ваши начальники — пустые говоруны.

— Нет, господин, их уши слышат, глаза видят: маньчжуры дружно живут с русскими и почитают вашего богдыхана.

— Так ты думаешь, что маньчжуры охотно перешли бы в подданство к русскому императору?

— Думаю так, господин.

— А ты перешел бы?

— Нет, господин, я люблю родину.

— Стало быть, ты при первом случае оставишь нас?

— Нет, на родине — смерть.

— Если б не страх казни, ты бы ушел?

— Нет, ты спас мне жизнь, ты добр со мной, как отец, я не уйду, пока сам не прогонишь.

Этот разговор еще более расположил Лисицына в пользу китайца.

Вечером первого июля Лисицын увидел с высоты скалы густой дым в стороне Лугового острова. Дым столбами поднимался к небу в нескольких местах. Когда Янси увидал этот дым, побелел как полотно.

— Скорей бежать! — закричал он. — Это наши, их много! Опасность действительно была велика. Все растерялись и не знали, что предпринять. К Лисицыну, однако, скоро возвратилось присутствие духа; он распорядился как можно поспешнее делать плот — на плот у них было довольно всякого материала. Обитатели Приюта с таким усердием исполняли поручаемые каждому работы, что к ночи успели построить плот, с перилами, прочный и вполне удобный для плавания по тихому озеру.

— Что будем грузить сперва? — спросил Василий. — Распоряжайтесь скорее, ради Бога!

— Что найдешь