одной груде были свалены ядра, в другой — ружья, в третьей — холодное оружие. Виднелись мешки с рисом, сложенные в живописном беспорядке. Под огромным зонтом сидел главнокомандующий мандарин, покоясь на подушках. Перед ним почтительно стояли два начальника, один из которых был наш старый знакомый, командир майской экспедиции. Они о чем-то разговаривали, освещенные множеством фонарей, развешанных на вбитых в землю кольях. Беседующие иногда указывали на Приют, на лодки и пушки. По окончании совещания начальник удалился в шатер, а подчиненные ему мандарины поспешили передать воинам приказания главнокомандующего.

Товарищи всю ночь оставались на своем наблюдательном посту, спали поочередно. Они слышали на Ореховом острове стук топоров, но не могли рассмотреть, что там делается. Лишь только солнце осветило землю, в неприятельском стане произошло сильное движение: на каждую большую лодку сели по двенадцать артиллеристов и по шесть гребцов с рулевым; на две меньшие лодки поместились по восемь человек с какими-то деревянными станками. Все солдаты были вооружены ружьями и пиками с топориками — уродливое подражание алебардам. В третью меньшую лодку на возвышение из подушек уселся главнокомандующий с подчиненными ему мандаринами и восемью телохранителями. Флотилия расположилась в три линии: три большие лодки с пушками, за ними две лодки поменьше со станками и наконец главнокомандующий со своим штабом.

Удар в гонг на лодке начальника — сигнал к сражению. Медленно, но довольно правильно передние лодки опустили с носа и кормы по якорю и с помощью веревок устроились так, что могли поворачивать к Приюту попеременно оба борта с пушками. Меньшие лодки оставались саженях в пятидесяти сзади первых, бросив в воду лишь по одному якорю. Лодка главнокомандующего медленно маневрировала за второй линией. Снова раздался удар в гонг. Первая линия открыла пушечный огонь по Приюту. Глубокое озеро от сотворения мира не слыхало такого грома. Оно окуталось черным дымом, какой производил китайский порох. По случаю совершенного безветрия дым стоял столбом над сражающимися и не позволял им видеть результатов своей жаркой канонады. Нападающие при несмолкаемом громе собственной артиллерии не могли слышать, отвечают ли им с острова. Через два часа «боя» из-за Орехового острова выплыли три лодки и расположились между второй линией и главнокомандующим. Наконец большие лодки с орудиями подплыли к острову на сто саженей, а в промежутки между ними прошли лодки второй линии и, встав впереди также на двух якорях, начали бросать на остров ракеты и швермана, а иногда и целые бураки. Это продолжалось около получаса под прикрытием пушечной стрельбы. Уверившись, что неприятель устрашен и прогнан с укреплений, главный начальник дал сигнал к приступу. Тогда лодки с воинами двинулись в пролив, и скоро с громким криком китайцы высадились на остров. Только главнокомандующий со своим штабом остался перед проливом.

Лисицын и Василий от души смеялись над всеми этими маневрами, воображая досаду атакующего мандарина, когда он узнает, что вся эта трескотня произведена понапрасну. Вскоре они услышали на Приюте ружейную стрельбу, совершенно смолкшую только к двум часам пополудни. В это время один из начальников, командовавших приступом, подплыл к главнокомандующему с донесением о завоевании острова. Рядом с главнокомандующим стоял наш знакомец, храбрый начальник майской экспедиции. Выслушав донесение, главный мандарин сделал знак рукой — и бедняк, несмотря на его мужество, доказанное полученной раной от меткого выстрела Лисицына, был схвачен, связан и брошен на дно подплывшей лодки, которая повезла горе-героя к Ореховому острову. Туда же отправился и главнокомандующий, отдав приказания начальнику, прибывшему с донесением. Обитатели Приюта увидели на нем густой дым и поняли, что красивое их жилище предано огню.

— Им, поганым, надобно отомстить! — с гневом вскричал Василий.

— Согласен, но только не здесь, — отвечал тоже расстроившийся Лисицын. — Поспешим к месту их причала на озере.

Если бы Лисицын и его товарищ вспомнили, что мщение противно Богу и отказались бы от своего намерения, скольких несчастий бы они избегли! Лисицыну хорошо были известны все окрестные леса и тропинки, поэтому наши смельчаки еще засветло достигли лугового островка, на котором заметили табун лошадей, а рядом мертвецки пьяного китайца. Осмотрев островок и убедившись, что, кроме бесчувственного часового, на нем никого нет, они крепко связали китайца и перегнали табун в укромное место.

— Что ж мы будем делать с лошадьми? — спросил Василий.

— Завладеем ими по праву войны.

— Нам требуется всего-то две лошаденки, а тут их…

— Нам нужно по две лошадки на каждого, чтобы на одной скакать, а другую иметь для перемены.

Не доезжая с версту до китайского причала, слезли с лошадей, привязали их к дереву и осторожно прокрались к причалу. Там они увидали груды разных вещей, на самом берегу два больших медных орудия, возле них крепким сном спали трое дюжих китайцев. Поблизости были свалены мешки с рисом, веревки, бумажные паруса, бочки с порохом, селитрой и серой.

— Знатное дело, — шепнул Василий, — стоит только порох поджечь — и всему делу конец.

— Тогда мы потеряем добычу, законно нам принадлежащую.

— Так дадим карачуна китайцам, пока они спят как боровья, тогда все добро будет наше.

— Убивать сонных людей грешно и бесчестно. Мы их крепко свяжем и снесем в сторону.

— Воистину так будет лучше! Лукавый вложил мне в мысль разбойничье дело. Посоветовавшись, товарищи взяли несколько веревок и подошли к часовому, спавшему поодаль. Лисицын вскочил к нему на грудь и зажал рот куском бумажного паруса, а Василий связал руки и ноги. Показав пленнику жестами, что если он вздумает крикнуть, то ему размозжат топором голову, они отнесли его в кусты. Нападение на другого китайца было не таким удачным. Он успел закричать и разбудить товарища. Нашим смельчакам пришлось вступить в рукопашный бой. Благодаря своей ловкости и необычайной силе Лисицын скоро поверг своего врага на землю, но китаец успел выхватить из- за пояса нож и хотел было нанести удар в живот нашему герою, но Сергей Петрович, быстро уклонясь от удара, вторично бросил врага на землю и связал его почти полумертвого. Василию, менее сильному и еще со слабыми ногами, пришлось плохо: китаец успел повалить его на землю, схватить за волосы и занести нож над самым горлом, так что смерть его была бы неизбежна, если б Лисицын не подоспел на помощь. Он удержал руку убийцы и стащил его с Василия, получив при этом рану в левую ногу. Обезоружить китайца и