– С какой стати священники или там кардиналы властны порицать нас или отпускать наши грехи? Я согласен с Лютером: спасение обретается через веру. Только через веру.

– Если тебе невтерпеж, ставь на кон свою бессмертную душу. А я лучше исполню епитимью.

– Это твоя месть, да? Мучить меня видениями ада все шестьсот миль, да?

– Нет, изначально такого плана у меня не было, но идея неплохая, – сказал Дисмас. – Спокойной ночи.

Путники обошли стороной Карлсруэ и двинулись не по Рейнской дороге, а на юго-запад, в Шварцвальд. Этот путь был труднее, но по главным трактам сновали имперские соглядатаи. В государстве без правителя всякое случается.

Император Максимилиан умер. Трон Карла Великого пустовал. Приближались выборы преемника. Спалатин по секрету рассказал Дисмасу, что Фридрих отказался выдвигать свою кандидатуру на престол, несмотря на уговоры – кого бы вы думали? – папы Льва. По иронии судьбы Фридриху, по примеру Альбрехта, пришлось отдать свой голос за внука Максимилиана – Карла, короля Испании, в противовес растущему могуществу Франции. Папа тоже приветствовал избрание Карла, в пику амбициям короля Франциска.

Дисмас плохо разбирался в имперской политике. Может, оно и к лучшему, что Альбрехт, Фридрих и папа объединились, несмотря на непримиримые разногласия относительно Лютера.

Что же станет с Лютером? Испанский король Карл, убежденный и фанатичный католик, всячески поддерживал инквизицию. А здоровье Фридриха оставляло желать лучшего. Если верить Спалатину, Фридрих понимал, что жить ему осталось недолго, и потому отверг корону Священной Римской империи. Похоже, Лютеру несдобровать. Такие мрачные думы одолевали Дисмаса на разбитых, ухабистых дорогах Шварцвальда.

Настроение Дисмаса ухудшилось еще больше, когда путники разбили лагерь на лесистом склоне и лунный свет озарил заснеженные альпийские вершины на юге.

– Ты что, истосковался по родным краям? – спросил Дюрер, заметив, как Дисмас удрученно взирает на горы.

– Если бы не ты, я бы уже был дома.

– А можно хоть один вечер обойтись без причитаний, что я сломал тебе жизнь?

– Ах, прости, пожалуйста! Так бестактно с моей стороны…

Кунрат, Нуткер и Ункс следили за ними, стоя поодаль, у своего костра. Углубившись в чащу, путники оказались в непосредственной близости к границе с кантонами, и ландскнехты не спускали с Дисмаса глаз.

– Боятся, что ты почуешь снег и рванешь через границу, – сказал Дюрер. – Снег… Он всегда возбуждает в вас, швейцарцах, необузданную страсть… Давай-ка я их отвлеку, а ты под шумок улизнешь. Эй, ландскнехты! Тут где-то пискнул сурок. Подстрелите его нам на ужин!

Нуткер ответил похабным жестом.

– Что ж, – вздохнул Дюрер, – придется снова довольствоваться роскошным ужином из пшена и солонины. Эта походная диета меня доконает. Я уж который день не могу толком просраться. В кишках зреет такая куча…

– Нарс, мне не интересно слушать про твои кишки.

– Так вот какая участь уготована мне на этом марше смерти! Я умру от запора! Славная гибель!

– Ш-ш-ш…

– Не затыкай мне…

Дисмас схватил его за руку:

– Тихо!

Среди деревьев замелькали огни, послышался глухой стук копыт и голоса. Ландскнехты вскочили и схватились за оружие. На привалах они всегда доставали его из повозки, чтобы было под рукой. Нуткер и Ункс поджигали фитили аркебуз. Кунрат метнулся к скальному выступу близ костра, взводя на ходу арбалет.

– Уши востро, – приказал Дисмас. – Говорить буду я.

Из леса выехало пять верховых с факелами. Дисмас приветственно воздел руку:

– Мир вам!

Всадники оглядели поляну: у одного костра сидят два монаха, у другого – еще двое, вооруженные аркебузами с тлеющими фитилями…

Предводитель отряда, неприятного вида толстяк в богатом одеянии, восседал на скакуне под расшитым чепраком. Толстяк дал шпоры коню, подъехал к Дисмасу и надменно осведомился:

– Кто вы такие?

– А кто интересуется?

– Лотар фон Шрамберг. Это мои владения. Повторяю: кто вы такие?

– Как видите, ваша милость, мы монахи.

Лотар глянул на Нуткера и Ункса:

– Монахи? С оружием?

– В лесу небезопасно, как должно быть известно вашей милости, принимая во внимание, что это ваш лес.

– И мне доподлинно известно, что в лесу полно браконьеров, расхищающих мою дичь!

«Ага, ты среди ночи за браконьерами по лесу гоняешься», – подумал Дисмас, а вслух сказал:

– У нас нет умысла нанести урон вашим угодьям, ваша честь. Мы всего лишь проходим мимо, с миром.

– Я граф Лотар, крестник нового императора Карла.

Дисмас поклонился:

– Мы польщены такой честью. Стало быть, выборы состоялись?

– Состоятся в ближайшее время. Сдайте оружие.

Нуткер и Ункс издевательски захохотали.

– Простите их, ваша милость, – сказал Дисмас. – В дороге мы настрадались от лихих людей и разбойников.

– Это не извиняет наглецов.

– Я с ними разберусь. При всем уважении, ваша милость, позвольте поинтересоваться, что привело вас сюда в этот неурочный час? Не браконьеры же, в самом деле?

– Мы преследуем ведьму.

– Ведьму? Да, дело серьезное. В таком случае, ваша милость, вы, безусловно, согласитесь, что нам лучше будет остаться при оружии. Для самозащиты.

Лотар набычился, пытаясь решить, дерзят ему или действительно боятся ведьмы.

Дисмас тем временем размышлял. Странно, что дворянин гоняется за ведьмой в ночи. В южных землях империи обожали охотиться на ведьм. Стоило вспыхнуть чуме, как все винили в этом ведьм. Или жидов. Вдобавок обвинение в колдовстве позволяло с легкостью избавиться от докучливой или обременительной особы. Кстати, мужскую слабость тоже приписывали проискам ведьм.

Дисмас питал отвращение к охоте на ведьм. В детстве он присутствовал на сожжении трех девушек. Их жуткие муки длились несколько часов. Однако же ведьм страшились все и повсеместно. Даже Лютер признавал их существование, хотя с недавних пор и проповедовал неверие. И все же это не объясняло, почему жирный хвастливый граф шатается ночью по лесам, вместо того чтобы дрючить графиню в теплой постели или портить служанок в фамильном замке.

– Эта мерзкая ведьма – осальница! – пояснил Лотар.

Бытовало поверье, что ведьмы наводят колдовские чары, обмазывая предметы особым зельем.

Дисмас перекрестился:

– И что эта тварь испоганила?

– Мой хлев.

Нуткер и Ункс загоготали. Дисмас промолчал, хотя и счел злодеяние мелковатым.