– Ничего не понимаю, – с заминкой проговорил Дюрер. – Если мастер Спалатин хочет меня видеть, к чему весь этот театр? Мы с ним в прекрасных отношениях. Я требую объяснений.

Агнесса принесла в мастерскую сумку с мужниными вещами.

Дюрер открыл было рот, чтобы крикнуть: «Караул!» – но внезапно почувствовал укол кинжалом в поясницу.

– Позвольте мне, фрау Дюрер, – учтиво обратился к ней Теобальд, забирая сумку. – Весьма рад свести с вами знакомство. Мы позаботимся о вашем муженьке. И мигом доставим его обратно.

– Как по мне, можете особо не торопиться, – сказала Агнесса, поворачиваясь к дверям. – А коли захотят, чтобы он писал новый портрет, то вы меня очень обяжете, если проследите, чтобы за работу заплатили вперед. Наличными. И за прошлые две картины должок вернули.

– Не сомневайтесь, – галантно отвечал Теобальд. – Я самолично позабочусь, чтобы вот все это самое.

Трехдневное путешествие до Виттенберга прошло без разговоров.

В замке Дюрера немедленно проводили в гостиную. Там уже ждали Фридрих и его секретарь Спалатин. Их лица не выражали ни радушия, ни тепла.

– Мастер Дюрер, – произнес Фридрих гробовым голосом, – как любезно с вашей стороны.

– Мой господин, при всем уважении я должен заявить самый категорический протест. Почему меня увезли силой? Если вы желали меня видеть, я бы с радостью…

Фридрих требовательно воздел ладонь:

– Мастер Дюрер, известна ли вам участь моего племянника Дисмаса?

Дюрер недоуменно уставился на Фридриха:

– Он уехал домой. В этот свой Мюррим, или как его там… В общем, в кантоны… А что случилось? Что-то… не так?

Фридрих вперил в Дюрера мрачный взгляд:

– Это хорошо, что вам ничего не известно, мастер Дюрер. Если бы я понял, что вам все известно, то огорчился бы. Очень и очень огорчился.

Дюрер посмотрел на Спалатина:

– А что произошло? Дисмас заболел?

– Он почти неделю провисел на крючьях в подземельях Майнца, – ответил Спалатин. – Предлагаю вам самостоятельно сделать выводы о состоянии его здоровья.

Дюреру сдавило грудь.

Фридрих повысил голос:

– Не сомневайтесь, мастер Дюрер, если меня не удовлетворят ваши ответы, вам придется познакомиться с моими подземельями.

Дюрер побледнел.

По окончании допроса Фридрих, опираясь на трости, поднялся из кресла:

– Завтра мы отправляемся в Вюрцбург. Вы останетесь здесь, мастер Дюрер. Не мое дело наставлять других, о чем им следует молиться, но вам я советую молиться об успехе моей поездки. Если я вернусь без племянника, вам придется молиться гораздо усерднее, но уже за самого себя. Доброй ночи.

Вюрцбургская конференция состоялась в парадном зале епископского дворца.

Как было условлено, двери по обоим концам зала растворились одновременно. Альбрехт и Фридрих вошли и двинулись навстречу друг другу: Фридрих – опираясь на трости, Альбрехт – деловым пружинящим шагом. Фридрих с трудом склонился, чтобы облобызать кардинальский перстень. Удивленный этим жестом, Альбрехт остановил Фридриха и заключил его в объятья. Сторонний наблюдатель решил бы, что встретились два старых добрых друга. Они расселись в кресла, один напротив другого.

Альбрехт заговорил первым:

– Как вы поживаете, наш любезный брат?

– Дряхлею и жирею. Алый цвет вам весьма к лицу, мой любезный брат. Сожалею, что не смог присутствовать на церемонии. Говорят, зрелище было великолепное, но, как сами видите, здоровье у меня пошатнулось. Очень рад лично засвидетельствовать мои самые сердечные поздравления.

– Мы с великим смирением благодарим вас. Кротость ваша поучительна.

– Я не сомневаюсь, что вы станете отправлять должность свою со всем присущим вам смирением. А теперь перейдем к теме нашей встречи. Прошу вас предъявить моего заблудшего племянника, дабы я удостоверился, что он пережил выпавшие ему тяготы, так как в противном случае нам говорить не о чем.

– Заблудшего? – усмехнулся Альбрехт. – Заблудший – слишком мягкое слово для описания его пороков.

– Не придирайтесь к словам. Предъявите его.

Альбрехт молчал.

«Дисмас умер», – подумал Спалатин.

Тут Альбрехт поднял палец. Монсеньор открыл дверь, и чуть погодя в зал проковылял Дисмас. Его вели под руки два ландскнехта.

Уши Дисмаса были насквозь прорваны крючьями. Перебинтованные кисти рук бессильно обвисли. Почти не соображая, что происходит, он медленно оглядел просторный зал, заметил Фридриха и Спалатина, слабо улыбнулся и без чувств повалился на пол. Ландскнехты едва успели его подхватить.

– Это и есть правосудие Майнца? – ледяным голосом спросил Фридрих.

– Богохульников у нас сжигают. В данном случае правосудие Майнца проявило снисхождение.

Задушевности – как не бывало. Кардинал и курфюрст злобно уставились друг на друга. Взаимная ненависть исходила от них почти ощутимыми волнами. Спалатин подумал, что будь они моложе, то уже давно сцепились бы с клинками наголо. Очевидно, что встреча окончена. Альбрехт наверняка затеял ее, чтобы окончательно разбить Фридриху сердце.

Фридрих первым нарушил молчание:

– Ваши условия?

– Дисмас за Лютера.

– Нет.

– Тогда нам нечего обсуждать.

Альбрехт подал сигнал, чтобы Дисмаса увели.

– Мастер Спалатин, – произнес Фридрих твердым голосом.

– Слушаю, мой господин?

– Пошлите гонца в Виттенберг. Начинайте рассылку памфлетов. Напечатайте еще тысячу и тоже разошлите. Пусть весь мир узнает, в каком пороке погряз майнцский престол. Пусть весь мир узнает, что майнцский кардинал торгует своим голосом, равно как и душой. – Фридрих обратился к Альбрехту напрямую: – Вы меня знаете. Я слов на ветер не бросаю. Ни вам, ни Риму никогда не заполучить Лютера. Ваше имя будет покрыто бесчестием в веках. Когда следующий Данте напишет свою «Божественную комедию», то поместит вас в преисподнюю вместе с прочими святокупцами, которые торгуют прощением и милостью Божией за золото и серебро. Там вам самое место. Вниз головой, в яме размером с крестильную купель, чтобы ваши гнусные стопы вечно лизал адский огонь. Подумайте над этим, брат. Крепко подумайте, хотите ли вы отправить этого человека на смерть ради уготованной вам участи?

Спалатин решительно двинулся к выходу. У самых дверей его окликнул Альбрехт:

– Подождите.

Вюрцбургская конференция продолжалась еще несколько часов. Страсти то накалялись, то охладевали. Собеседники задействовали свои наисильнейшие преимущества. Спалатин не верил своим ушам. Чего домогался Альбрехт? Фридриховых реликвий.