сумки с деньгами, а второй пару батонов колбасы. Есть колбаса на прилавке, или нет, инкассаторы колбасу выносили всегда.

Тут цепочка простая. Инкассатор вроде сошка маленькая, но всегда может обнаружить недостатки в содержимом инкассаторской сумки или сопроводительной документации, чем усложнить жизнь кассира магазина, поэтому второй инкассатор всегда был при колбасе. Ну а пока лёгкий ветерок пытался сдвинуть с места распахнутые створки огромных ворот, несколько грузчиков в синих потасканных халатах, смолили в стороне папиросы, обсуждая последнюю речь Горбачева. Водитель инкассаторской машины, сложив на черной пластмассовой баранке, натруженные руки, что-то внимательно рассматривал на своих ладонях, как будто вглядывался в линии судьбы и узелки богатства.

Я пошевельнулся, скользнул глазами на освещенный ярким июльским солнышком двор и чуть не сверзился с дебаркадера — за резко обрубленный задницей горчичного цвета «буханки» сидел на корточках какой-то негр. Приглядевшись, я понял, что это не негр, а человек, одетый в темно— серую новенькую рабочую спецовку, напяливший на голову черные женские колготки, которые смешными заячьими ушами свисали ему на плечи. Я оцепенел. Ещё же Союз не развалился, а тут какой-то хулиган явно хочешь отнять у инкассаторов народное добро. Я забыл, как дышать. Мужик в черном, сидел в трёх метрах от меня и внимательно прислушивался к шуму приближающихся шагов в коридоре. Я шагнул из уголка, мужик вскинул голову на меня, мгновение мы смотрели друг на друга, затем я сделал ещё один шаг вперёд, а в руке у мужика появился огромный пистолет, вороненый стволе которого смотрел мне в лицо. Я прыгнул назад, прижимаясь к стенкам спасительного уголка и из-за все сил втягивая живот к позвоночнику.

Еще никогда в жизни я не был так подтянут. Уголок был маленький и полностью меня явно не скрывал. Что-то грохнуло, взвизгнуло, и на мое груди, обтянутой голубой тканью рубахи, появилось бордовое пятно. Ну вот, не пожил, а планов то было — подумал я, готовясь к боли. Но боли, почему-то, не было. Ещё несколько раз грохнуло, затем рядом со мной появилась фигура моего напарника. Он шел вперёд, вытянув руку прямо, и поэтому, при каждом шаге, ствол его пистолета гулял вверх-вниз. Пользуясь тем, что Дима прикрыл меня от опасного изверга, я осторожно высунул нос из своего убежища. Темная фигура была уже в воротах, убегая по крабьи, стелясь к земле, на ходу он откинул назад руку с пистолетом, грохнул ещё один выстрел, над головой свистнуло, позади раздались крики, мы бросились во двор. В это время загрохотали сзади, я присел, потому что свистело над самой головой. На выходе из коридора стоял один из инкассаторов и остервенело жал на спусковой крючок вставшего на затворную задержку Макарова.

— Ты долбоеб — я, выкрикнув ему свое приветствие, снова побежал с низкого старта, наконец выбравшись из магазина. Во дворе, кроме переполненного мятыми коробками мусорных контейнеров, никого не было.

— Ты Каргат вызвал? — Дима энергично взмахнул у меня перед носом дымящимся стволом.

— Бля… Каргат, Каргат, срочно ответь двести двадцать шестому! — тишина в эфире было мне ответом.

— Каргат, Каргат! — я изо всех сил жал на тангенту, как будто надеялся выдавить Каргат наружу — нет связи, пусть эти по телефону отдел вызывают, а я побежал…

— Подожди, у тебя кровь на груди, и, наверное, шок от ранения — сильная рука напарника, хрен вырвешься, прихватила меня за шиворот и потащила обратно в магазин.

Глава 21

У преступников тысяча дорог, а у нас одна

Пока я пытался вырваться из рук напарника, из ворот магазина с молодецким ревом, «жопой» назад, выскочил инкассаторский УАЗик, и чуть не размазав нас по бакам с мусором во время разворота, вихляя, выскочил на улицу Убитого Чекиста, и едва разминувшись с медленно катящим по «главной» «новым» «Запорожцем», который от испуга взвизгнул клаксоном, резво, как наверное не ездил и первые десять тысяч километров своей молодости, умчался в сторону Госбанка, чье бордовое здание в стиле конструктивизма, как раз, пряталось за поворотом. Представив, как два «мусора» чуть не погибли в мусоре, меня пробил истерический смех, что помогло Диме за шиворот затащить меня в ворота Универсама и прислонить к груде металлических ящиков.

Сделав это действо, Дима замер в растерянности и стал беспомощно озираться по сторонам. По сценарию он должен был либо заорать «Санитарка, тут раненый», либо «Вызовите скорую». Но кричать в пустые, длинные коридоры было глупо. Грузчики разбежались, любопытные продавцы не появились, только темно-коричневая пыль, неопрятными клубами, продолжала висеть в воздухе. Ни звука, ни шума шагов, ни гомона очевидцев. Очевидно, советские граждане, стали чаще видеть сводку происшествий и отучились с дурацким любопытством мчаться на выстрелы. Отсмеявшись, я простонал «Подожди я сам всё сделаю» и свернув голову вниз, стал тщательно отряхивать темные разводы.

— Ты что делаешь, псих! — напарник попытался схватить меня за руку.

— Дима, это не кровь, это пыль от плитки — я старательно бил ладонью по рубахе — вон посмотри!

Уголок, который меня спас, представлял собой жалкое зрелище. Разбитая кафельная плитка, висящая в воздухе облако тёмно-коричневой керамической пыли и глубокая борозда в том месте, где кусок свинца не ушёл в рикошет, а расколол керамический квадратик.

— Всё, со мной всё в порядке. Давай охраняй место происшествия, а я пробегу по окрестностям!

— Куда ты побежишь? У него же пистолет!

— Дим, он давно уже убежал! Блин, всё, давай, не держи меня.

Самый центр Города — очень мало жилых домов и огромное количество контор, проектных институтов, различных управлений и трестов. Тысячи целенаправленно спешащих пешеходов, бабушек у подъезда почти нет, мам с детишками очень мало. Мне просто повезло, повезло относительно, конечно. Через полчаса беготни по окрестностям, бесчисленных экспресс- опросов граждан, одному милиционеру с покрытыми грязными разводными лицом и коричневыми пятнами на грязно-голубой рубашке, удалось пересечься с траекторией движения нашего злодея, найти почти остывший след. В одном из старых дворов, сжатого со всех сторон чванливыми управлениями Транссиба, у ободранного ящика с мусором, сидел классический бомж, вонючий уже на дистанции в три метра, свалявшейся бородой, мордой, опухшей во всех возможных местах и заплывшими, в гнойных корках, глазами. Счастливый, до невозможности довольный бомж уже был облачен в новенькие серые брюки от рабочей спецовки. Негнущимися гнилыми пальцами он держал такую же куртку, рассматривая ее на просвет, подслеповатыми глазами.

— Стой не одевай — заорал я, когда увидел, что он начал натягивать куртку на свой вшивый свитер: — что я сказал, руки убери!

— Ты где это взял?

— Нашёл.