— На вокзале менты, ой извини, милиционеры выгоняют всех, у кого нет билета.

— Понятно. Проходи, чай будешь?

Судорожный кивок головой. Я заглянул в старый «Саратов», давно требующий разморозки и удаления сталактитов льда и сталагмитов:

— Есть хлеб, пшенная каша, и варенье, все доставать? А еще кусок сала, от Татьяны осталось.

Опять судорожно кивание головой.

— Чайник вот, плита вот, сковорода вот, масло в шкафчике, я спать, пока. Тебе я постелю возле балконной двери.

Когда я утром открыл глаза, успел заметить любопытный голубой глаз, смотрящий на меня из-под натянутой на голову простыни, который тут же спрятался, как только мое внимание было замечено. Я энергично откинул простынь, и тут же укрылся под нее обратно. Задолбанный вчера до предела, я по своей привычке лёг спать голым. Теперь пришлось заворачиваться в тогу и вытаскивать из-за шкафа свежие трусы под сдавленное хихиканье.

Через полчаса на кухню заглянула высокая женская фигура, уже начесанная, и даже подкрашенная, одетая в какое-то светлое платье.

— Доброе утро, кофе будешь?

— Буду, спасибо.

— Там я яйца пожарил и на тебя тоже, так как кашу кто-то вчера съел. Если хочешь, хлеб отрежь и садись есть.

Когда Настя вычистила корочкой остатки яйца с чугунной сковородки, я спросил:

— Какие планы на сегодня?

Ответом мне было пожатие узких плеч.

— Просто я сейчас уезжаю, вернусь вечером. Запасной ключ висит в коридоре, закрывай нижний замок, верхний не трогай, все, пока.

Вечером меня ждал горячий ужин и убранная квартира. Я, решив приколоться, достал из шкафа белую парадную перчатку, натянул на руку и провел ей по верху того же шкафа. К моему удивлению высокая Настя протерла пыль и там. Снисходительно фыркнув, девушка прошла на кухню. К моей досаде, имея дефицит продуктов в холодильники, девушка, как большинство женщин, сварила суп. Слава богу, что на моей кухне не было капусты. Есть щи на ужин, да и вообще любой суп, кроме горячо любимой мной солянки, по моему мнению, это моветон. Изобразив кипучую радость от вида супа, я минут пять расточал комплименты временной хозяйку моей кухни, и даже положил чуть-чуть добавки.

На мой матрас Настя переползла через три дня. И я ее понимаю. Ютится на пахнущем резиной убоище, которое еще и потихоньку травит воздух, когда рядом в позе морской звезды занимает двуспальный пружинный матрас какой-то мужик. Кто же это потерпит? Утром выходного дня я почувствовал, что рядом со мной кто-то сопит. Я повернулся и увидел рыжий хвост. Рука скользнула вниз, нащупала резинку чужих трусиков. Я ее тут же подергал.

— Алло, соседка, ты же со мной спать не хотела?

— Я замёрзла ночью.

— Согрелась?

— Согрелась.

— А ты знаешь, что за все надо платить?

Неясный писк я принял за согласие, поэтому отодвинул мешающую обзору простынь. Как большинство рыжих, Настя отличалась белой, до голубизну кожей. На удивление, веснушек на хрупких плечах почти не было. Я приспустил вниз беленькие трусы, зацепив их большим пальцем ноги и потянув ниже. Из-под белой ткани выскочила упругая попка. Протестов не последовало. Белая тряпочка скользнула в район коленок, где хозяйка, активно двигая ногами, отправила ее в неизвестность. Отлично. Я осторожно поцеловал мраморное плечо, затем второе, потянулся губами к тонко шейке, руки скользнули под мышки взвизгнувшей девушке, в поисках груди. Ну что сказать. Девушка Настя оказалась громкой, а грудь честного второго размера, так что наш процесс утреннего познания друг друга слышали многие соседи. Наверное, моя любимая соседка получила новые идеи для написания анонимок о моем аморальном поведении и моральном разложении.

Через три дня, когда сексуальный угар маленько стих, я поставил перед соседкой глупый вопрос ребром:

— Кушать хочешь?

— Хочу, сейчас я Паша, омлет сделаю.

— Настя, я в философском смысле слова. Лето только началось, до твоей стипендии ещё два месяца. Ты кушаешь хорошо, и это не упрек, но кроме картошки и яиц с кашей хочется ещё, чего-нибудь. И не надо губы дуть, на меня это не действует. Давай, завтра вечером расскажешь, что надумала, где взять денег. Принимаются любые варианты.

Я давно ломал голову, как разнообразить свое меню и досуг. Хотя подполковника М. позавчера люди из конторы глубокого бурения вывели из кабинета под руки, но рассчитывать, что меня с сегодняшнего дня завалят премиями, было, по крайней мере, глупо. Закон о кооперации в СССР был принят только что, поэтому особых коммерческих возможностей не было. Ещё не было ни коммерсантов в толстых цепях и смешными сотовыми телефонами в руках, будущие руководители ОПГ нашего города пока нарабатывали первоначальны капитал, спекулируя водкой из багажников машин с зелёными огоньками. Да и прижаться к ним, с целью поделится неправедно нажитым, было сложно, на своих двоих за ними не погоняешься.

Совершив обход территории, пришел к грустному выводу. Единственные представители бизнеса на «моей земле» были торговцы фруктами, находящиеся под патронажем участкового лейтенанта Аслямова. Уж не знаю, по причине землячества, или общей веры, он их любил, но тёрся маленький пухлый участковый, со своей неизменной коричневой папкой, рядом с поставленными на асфальт овощными ящиками, очень часто. Ладно, надо что-то решать, и тронув напарника за рукав, двинулся к импровизированному прилавку:

— Салам граждане, как торговля?

— Какая торговля дорогой, никого нет — приветливо оскалился смуглый брат с Ферганской долины, оттаскивая в сторону очередной опустевший ящик с мокрыми обрывками устилающих дно ящика газет. Несмотря на природную скромность торговца, продажи шли бойко, народ шустро разбирал виноград, дыни «колхозница», груши и персики. Главный рынок был далеко, да и цены там были, все-таки, чуть выше. Через час я вновь вывел наш маршрут на торговую точку. Трудолюбивые южане, распродав товар, споро грузили столик и весы с гирьками в припаркованный на тротуаре «Москвич- каблучок». Пустые ящики с остатками гнили были аккуратно составлены у стены здания. Я поманил пальцем давешнего знакомца- южанина, который очевидно был старшим в бригаде, очень уж энергично он покрикивал. Но плохой торговец он оказался, дерзкий, непочтительный, сделал вид, что не видит моего дружелюбного жеста. Интересно, чтоб сделала бы в древнем Самарканде базарная стража с пра-пра-… дедушкой молодого человека — лоток на голову одела или кувшины побила. Ну, я не гордый, ведь советский человек другому советскому человеку — друг, товарищ и брат. Я сам подошел и двумя пальчиками взялся за рукав «бригадира». Тот, делая вид, что меня не замечает, двигается на шаг вперед, натянувшаяся рубашка опасно затрещала.

— Э, ты что… — вырвать руку не получилось.

— Это когда уберешь? — мой