– До островов еще очень далеко, – шепотом обращается она к Радомиру, не сводя внимательного взгляда с моряков, – поэтому мы должны действовать. Быть может, подойдут они ближе к берегу, и тогда…

– Тогда что? – зло отвечает Радомир. – Вода так холодна, что мы умрем, как только окажемся в ней. Своими силами до берега нам не добраться. Мы едва не сгорели в Алтын-Куле, умирали от голода в пустыне и после всего этого должны утонуть в северных водах? Нет, Ренэйст, такой исход мне совершенно не подходит. Должен быть другой выход.

Должен, да только какой? Все сводится к тому, что необходимо им попасть на берег, и если кнорр не приблизится к нему, то не смогут они сбежать. О том, что будет с ними, коль привезут их на Три Сестры, Ренэйст и думать не желает.

– Мы не можем сдаться так легко. Как бы ни было тяжело, нам нужно что-то сделать.

И сам знает Радомир, что нужно, да только что они могут? Даже с помощью Дара ничего не сможет он сделать. Он мог бы сжечь корабль, на котором они плывут, да что толку? Все окажутся в воде и утонут. А если и не утонут, то замерзнут, продрогнув до костей. С каким удовольствием сжег бы он черное это судно, одним богам известно. В пламени его гнева ничуть не хуже гореть оно будет, чем арена в Алтын-Куле, где в полной мере довелось ему явить себя.

– Не волнуйся, – шепчет он, вновь посмотрев в сторону берега, – мы справимся.

Выдохнув облако пара, Ренэйст кивает слабо. Только верить и остается.

Сама вода приходит к ним на помощь.

Радомир просыпается от сильного толчка, опрокинувшего его лицом на палубу. Застонав от боли, приподнимается ведун, трет ладонью ноющий после удара подбородок. Крови нет; не разбил, а только лишь ушиб.

– Симаргл их задери, что случилось?

Замечает Радомир с изумлением, что корабль почти пуст. Лишь нескольких воинов видит он впереди, у самого носа. Доносятся до ушей его шум, стук и треск, и столь неприятны они, что заставляют скривиться. Что же такого должно случиться, чтобы призвать подобный гам? Трет ведун лицо озябшими пальцами, зевает, прикрыв рот кулаком, и озирается. Все те же звезды над ними, Ренэйст, мирно спящая подле него, словно бы не почувствовавшая движение, которое пробудило его ото сна.

Но что-то не так. Долго пытается Радомир понять, что же именно, и, когда мысль эта вонзается иглой раскаленной в его висок, принимается тормошить изо всех сил посестру:

– Ренэйст! Очнись, Рена!

Ворчит она и просыпается тяжело, даже отталкивает его от себя, но Радомир упрям и продолжает трясти ее до тех пор, пока не поднимает она на него недовольный взгляд голубых глаз. Короткие волосы падают ей на лицо, отдельные тонкие пряди прилипают к нижней губе, и Ренэйст убирает их в сторону, выпрямляясь и потягиваясь всем своим телом.

– Что случилось?

– Что-то не так. Мы стоим, на судне почти никого нет. Мы ведь не могли причалить?

Она пробуждается окончательно, встав на одно колено и озираясь по сторонам. Для удобства рукой держится Рена за его плечо, стискивает крепко, а после резко опускается на оба колена, и лицо ее оказывается близко-близко. Ведун смотрит в ее глаза, видит, сколь сильно она взволнована. Теперь уже обе ладони Волчицы сжимают его плечи, когда шепотом говорит она быстро-быстро:

– Мы встали на лед. Сейчас они увлечены тем, чтобы пробить путь, по которому кнорр сможет двинуться дальше. Это наш шанс, Радомир. Берег не близко, но если мы отвлечем их, то…

Ренэйст замолкает. Дышать становится тяжело, руки дрожат от одной лишь мысли о том, что предстоит сделать. Страх плещется в ней холодными водами, с губ срываются обрывистые облачка пара, пока старается воительница пересилить себя. Молчит ведун, ждет терпеливо, когда совладает Ренэйст со своим страхом. Не так уж много времени у них, но торопить ее сейчас – себе дороже. Оба они взволнованы, каждое мгновение на счету, и промедление может дорого им обойтись, но Радомир не может поставить все это выше ее сейчас.

Быть может, случись это в самом начале их пути, с легкостью отмахнулся бы он от ее боли и страха. Что ему до какой-то северной дикарки? Девицы, чей народ столетиями грабит земли их народа, а самих людей берет в плен. За время дороги понятной стала одна и без того простая истина – то, кем являлись их предки, никак не определяет, кем они станут. Лишь их собственные поступки на это могут повлиять.

Ренэйст же, совладав с кошмарными видениями прошлого, вновь смотрит прямо в глаза Радомира, цепляясь за покатые его плечи.

– Мы сможем выскочить на лед и по нему добежим до берега. Раз они на нем стоят такой толпой, значит, он достаточно крепкий, чтобы выдержать нас. Только нам нужно отвлечь их так сильно, что им будет вовсе не до нашего побега.

На чем же они могут так их отвлечь? Сейчас на льду стоят вооруженные топорами воины, рубящие лед, для того чтобы корабль мог продолжить свой путь. И Радомиру совсем уж не хочется показаться под этими лезвиями вместо льдины. Одного удара вполне достаточно будет, чтобы лишить его жизни.

Пленники оглядываются по сторонам, ищут, что же может отвлечь моряков настолько, чтобы те не стали преследовать их. Зная, что Исгерд ярл нужна Ренэйст, ее они уж точно не отпустят так легко. Но вокруг них нет ничего, могущего послужить причиной достаточно веской для того, чтобы их упустили из виду. Все совсем не то, недостаточно весомое. Выбросить за борт припасы? Самих заставят занести обратно. Взяться за оружие? Возьмут силой. Ни один из вариантов, что только есть у них, недостаточно хорош, и тогда Радомир, нахмурив темные брови, глядит в сторону берега, стиснув кулаки крепко:

– Я сожгу этот корабль.

Смотрит на него Ренэйст так, словно силится понять, насколько серьезны его слова. Ведун переводит на нее тяжелый взгляд, и в глубине его карих глаз видит она искры. Решительно он настроен, и решение, принятое им, непреклонно.

Что может быть важнее, чем спасение корабля, когда вокруг – ледяная вода? Без судна не смогут продолжить они свой путь, все припасы пойдут ко дну. Жизни их сейчас заключены в этом корабле, а вот они с Ренэйст лишь свободу обретут, если смогут добраться до берега. Уверен он, что между своими жизнями и их выберут они вовсе не беглецов, а даже если и погонятся, то там уж можно будет дать себе волю. Он покажет им, на что способен солнцерожденный, обладающий Даром.

Радомир уже убивал людей. Там, в Алтын-Куле, во время беспорядков, собственными руками сжег он двоих стражников, что силились ворваться в гарем. В тот миг не думал он ни о чем, кроме как о том, что девушки, находящиеся внутри, испуганные и безоружные, не заслуживают, чтобы их обесчестили, а затем и вовсе убили. После не было у него возможности сокрушаться из-за своего поступка, и потому Радомир сможет сделать это снова.

Все для того, чтобы победить.

– Как только отвлекутся они на пламя, – продолжает он, – мы бросимся прочь. Только что дальше? Сбежать сбежим, а что потом? Своим ходом идти? Уж не верится мне, что на своих двоих сможем далеко мы уйти.