Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Пожалуйста, – взмолилась я, постучав в дверь. – Пожалуйста, Лонхай, пожалуйста, будь тут».
Послышались шаги. Дверь открыла женщина с вытянутым лицом, тугим пучком на голове и измерительной лентой, висящей на шее.
Она окинула меня строгим взглядом. Должно быть, я представляла собой то еще зрелище: мокрая от дождя, с синяками под глазами, одета в лохмотья.
– Мы не подаем нищим.
– Я не… Стойте! – Я взялась за дверь прежде, чем та успела захлопнуться у меня перед носом.
Швея рассердилась. Я не хотела рисковать и говорить, что я одна из портных с императорского состязания.
– Это важно. – Я показала на Амми, которая по-прежнему лежала на повозке. – Моей подруге нужна медицинская помощь.
Дверь снова начала закрываться.
– Лечебница находится на улице Пайтин.
– Пожалуйста! – отчаянно взмолилась я. – Это…
– Мадам Су, что за балаган? – перебил меня знакомый голос. – Я пытаюсь работать!
– Мастер Лонхай! Это я!
В коридоре появился тучный силуэт Лонхая.
– Мастер Тамарин! – изумился он, приглашая меня пройти внутрь. – Что ты тут делаешь?
– Я с подругой. Она… она больна, и я не знала, куда еще мне пойти.
– Больше ничего не говори. – Он спешно повел меня по коридору, махнув мясистой рукой швее. – Мадам Су, заплатите вознице и приведите девушку внутрь.
На улице вновь начинался дождь.
– Не думал, что так скоро увижу тебя, Тамарин! Тебе здесь всегда рады. Я позабочусь о том, чтобы твоей подруге оказали надлежащий уход.
Я кивнула в знак благодарности.
– А теперь подберем тебе чистую одежду… и, конечно же, накормим! Я помню, что ты вечно забывала поесть. Тебе не помешало бы набрать пару килограммов, пока ты здесь.
Мадам Су привела Амми в лавку и, доверив ее своим помощницам, жестом показала мне следовать за ней.
– У нее лихорадка, – выпалила я, не давая мадам Су и слова вставить. – Пожалуйста, позаботьтесь о ней.
Строгое лицо пожилой женщины наконец-то смягчилось.
– У меня четыре дочери, которые болели и похуже. Главное – высушить ее и согреть, а дальше она сама выкарабкается.
После того, как я помылась и переоделась, мастер Лонхай показал мне свою лавку. В ней были комнаты для кройки и шитья, а также для хранения тканей с нитями и нарядов, которые приготовили подчиненные Лонхая для клиентов: парчовые юбки, пояса с вышитыми золотыми карпами, множество халатов из роскошного окрашенного шелка и туники, отделанные инкрустированными золотом узорами, которые мерцали на солнце.
Лонхай был мастером по покраске шелка, поэтому он построил себе студию с потрясающим набором баночек с краской и тушечниц. На столе из соснового дерева напротив рабочего места лежали разукрашенные вручную веера. На стене висел свиток с печатью прошлого императора, отца Ханюцзиня, выражавший признательность Лонхаю за его мастерство.
Увидев все это, я ощутила тяжесть на сердце. Еще несколько месяцев назад я только и мечтала, что стать императорским портным и однажды открыть свою лавку, в которой буду жить со своей семьей.
Теперь я сомневалась, что это когда-нибудь случится.
Лонхай не задавал мне вопросов о том, что я на самом деле тут делаю, почему не работаю на Ханюцзиня, почему не назвала свое настоящее имя мадам Су, когда просила впустить меня.
Мое горло сдавило от чувства вины, и, прежде чем я успела остановить себя, с моего языка сорвалось признание.
– Насчет испытания, – начала я. – Простите, что обманула вас… представившись мужчиной.
– Мне без разницы, кобыла ты или жеребец, юная Тамарин. Ты слишком хороша в своем ремесле. Даже будь я слепым, я бы без раздумий взял тебя на работу. Я не знаком с твоим отцом, но, полагаю, он очень гордится тобой.
Хотела бы я просиять от его похвалы, но мне было трудно даже выдавить улыбку.
– Я уже в этом не уверена.
Лоб Лонхая сморщился и, ненадолго замешкавшись, мастер закрыл за нами дверь.
– Я получил это пару дней назад, – сказал он, разворачивая пергаментный свиток, который достал из ящика стола.
На нем был мой портрет. Довольно точный. Художник запечатлел мои веснушки и пробор волос. Я даже закусывала губу так, как часто делала, когда нервничала.
«Майя Тамарин, 18 лет. Может путешествовать под именем своего брата, Кетона Тамарина. При встрече немедленно доставить живой к властям. Награда: 10 000 золотых цзеней».
– Мастер Лонхай, я могу объяснить… – я осеклась, пытаясь подобрать нужные слова.
Лонхай порвал портрет пополам.
– Уверен, это какое-то недоразумение. Если хочешь, я могу поговорить о тебе с наместником. В этом городе у меня есть некоторое влияние, и он прислушается ко мне.
– Все не так просто. Но спасибо вам.
– Тогда можешь прятаться здесь, сколько пожелаешь. Моим подчиненным можно доверять, но будь осторожна. Даже самый честный человек может превратиться в подлую гадюку, когда речь идет о десяти тысячах цзеней.
Десять тысяч цзеней. Не так давно я даже мечтать не могла о такой сумме. А теперь это награда за мою поимку.
Я сглотнула.
– Я заметила свитки на зданиях в Ниссэе. В них говорится обо мне?
– Нет, это объявления о призыве, – голос Лонхая помрачнел. – Разве ты не слышала? Его величество снова набирает мужчин в армию. – Он прислонился к столу. – Моих сыновей забрали наряду со многими моими работниками.
Пол накренился, и мир начал размываться по краям. В этот момент студия могла обрушиться, а я бы все равно не сдвинулась с места, оцепенев от шока. Я могла думать лишь о Кетоне. Боги, если император снова его заберет, то все, что я сделала, было впустую…
– Я знала, что война возобновилась. – Мышцы моего горла так напряглись, что мне было больно говорить. – Но, если она уже дошла так далеко на юг… я думала, у нас больше времени.
– К сожалению, нет, – ответил Лонхай. – В провинции Цзиншань, что неподалеку от Зимнего дворца, была битва. Его величество потерял тысячу солдат. Ему нужны новые.
Я сжала кулаки, пытаясь игнорировать злость, накапливающуюся под моей кожей. Поскольку леди Сарнай сбежала, а Эдан был бессилен, надежды на перемирие не осталось.
На стороне шаньсэня была Гиюрак. Он слишком силен. Он уничтожит мою страну камень за камнем.
Аланди падет.
Тишину между нами наполнил шум грома и дождя, и я сделала глубокий вдох. Мои плечи медленно поникли.
– Мы ничего не можем сделать, – сказал Лонхай, поскольку я продолжала молчать. – Тебе не о чем беспокоиться, пока ты под моей опекой…