Кто сохранит тебя тогда, улус?

Кто, кто не даст тебе тогда пропасть,

Когда моя тут прекратится власть,

Когда из теплой юрты удалюсь,

На южный склон горы переселюсь, —

Трудом, любовью собранный улус?!

Да, младшие есть братья у меня

И кроме них немалая родня,

Но где же честных, где достойных взять,

Чтобы могли улусом управлять?!

Есть у меня лишь сын единственный, Сэнгум, но нет наперсников достойных у него. Желал бы я, чтоб Тэмужин стал старшим братом сына моего, Сэнгума. Тогда, имея двух любимых сыновей, в спокойствии провел бы я остаток дней»[382].

И хотя Ван-хан и Чингисхан уже дважды называли друг друга «отцом и сыном», на этот раз Ван-хан решил считать Чингисхана своим «старшим сыном», что означало включение его в число главных наследников хэрэйдского хана.

Российский ученый Л. Н. Гумилев[383], а затем и немецкий монголист П. Рачневский[384] в своих исследованиях высказали мнение, что древние источники в связи с этим решением Ван-хана что-то не договаривают, и выдвинули версию, согласно которой накануне битвы с найманским богатырем Хугсэгу сабрагом Чингисхан ультимативно потребовал от Ван-хана объявить его, Чингисхана, наследником хэрэйдского престола (по П. Рачневскому, Чингисхан впервые заговорил об этом еще раньше, после мятежа братьев Ван-хана и оказания Чингисханом ему помощи), а неожиданный уход Ван-хана с поля битвы был его «ответом» на это требование Чингисхана.

Л. Н. Гумилев и П. Рачневский считают, что весь ход последовавших затем событий подтверждает их версию: потерпевшим от этого шага оказался сам Ван-хан; перед лицом неминуемого разгрома он был вынужден снова умолять о помощи Чингисхана, и тот вновь спас «несчастного» союзника, которому затем ничего не оставалось делать, как во всеуслышание объявить Чингисхана названным старшим сыном, а, следовательно, и наследником.

На этот счет имеются и другие мнения, в частности, монгольского историка Ш. Нацагдоржа, который писал: «Утверждение Л. Н. Гумилева и П. Рачневского о том, что Тэмужин намеревался занять престол Ван-хана, пожалуй, похоже на правду. Однако именно в то самое время был ли Тэмужин в силах лишить Ван-хана его трона? И была ли тогда необходимость решительно порвать союзнические связи с Ван-ханом?

Как мне думается, в то время, когда Ван-хан уже пришел в себя после тяжелых мытарств… когда, тем более, не было ясно, чем бы закончилось их прямое противостояние, трудно поверить в то, что он мог ультимативно потребовать от Ван-хана освободить ханское кресло. Главным врагом Ван-хана в то самое время был отнюдь не Тэмужин, а хан найманов. Тэмужин же, и это документально подтверждено, был его вассалом-союзником. И поэтому мы не можем согласиться с Рачневским, по версии которого Ван-хана не страшило объединение Тэмужина с найманами, а больше беспокоило то, что Тэмужин может занять его престол.

Нам же очевидно, что Ван-хан больше верил россказням Жамухи о том, что Чингисхан в сговоре с найманами; и поскольку для Ван-хана ничего более опасного, чем это объединение, не было, он поспешно удалился от Тэмужина и пытался уйти прочь, даже не вступая в бой с найманами.

Что касается Тэмужина, то у него в то время и в мыслях не было объединяться с найманами; наоборот, он был заинтересован поддерживать с Ван-ханом «отношения сына и отца», иначе говоря, называться его вассалом, и какое-то время быть с ним вместе…

И то, что Чингис вновь пошел на восстановление союза с Ван-ханом, во многом было связано с тем, что он еще не смог присоединить к себе многие племена прежнего улуса «Хамаг Монгол» (Все Монголы)[385].

Чингисхан в окружении нукеров. Миниатюра из «Сборника летописей» Рашид ад-дина. XIV век.

Так или иначе, ясно одно: Чингисхан посчитал, что время полного разрыва отношений с Ван-ханом еще не наступило, и благородно пришел ему на помощь. Нукеры Чингисзана отбили у найманов все, что те недавно захватили у его союзника Ван-хана, и возвернули это последнему.

Автор «Сокровенного сказания монголов» продолжил свой рассказ об этом происшествии известием о том, что «сошлись Чингисхан и Ван-хан в Черной роще, что на берегу реки Туул… и скрепили содружество свое взаимной клятвой[386]:

«Случится, чужеземцы нападут —

Отпор им будет общею заботой.

На антилоп облава — что ж, и тут

Они займутся сообща охотой».

И еще они порешили:

«Коль змеи ядовитой жало

Подстрекало бы нас, искушало,

Клевету, навет извергало —

Расходиться нам не пристало:

Мы сойдемся лицом к лицу,

Как положено добрым соседям,

Яд губительный обезвредим.

Если б вдруг смертоносный клык —

Злой разлад среди нас возник,

Злыдень не одолел бы нас…

Мы бы встретились с глазу на глаз,

Примирительный разговор

Завершил бы любой наш спор»»[387].

И хотя рассказ монгольского летописца о «сыновьей помощи» Чингисхана Ван-хану заканчивался на высокой, оптимистической ноте («Скрепив содружество свое взаимной клятвой (клятвенным договором. — А. М.), жили они с тех пор душа в душу»), как показали дальнейшие события, не все в окружении Ван-хана были столь же оптимистичны и рады фактическому объявлению Чингисхана его наследником. В первую очередь, это родной сын Ван-хана, Сэнгум, для которого с этого момента Чингисхан становился реальным соперником в борьбе за отцовское наследство и власть в улусе хэрэйдов.

Что же до других монгольских племен, то «победный поход на найманов поднял авторитет улуса «Хамаг Монгол» (Все Монголы) и самого Чингисхана среди «народа войлочностенного»[388]. Это, в свою очередь, привело к активизации действий враждебных ему монгольских племен и межплеменных союзов, созданных на античингисовской платформе. Уже тогда для многих стала очевидной стратегическая цель Чингисхана: подчинить своей власти все монголоязычные народы. Именно это и вынудило его врагов к объединению, определило главную задачу всех архаичных сил: воспрепятствовать развитию и укреплению улуса «Хамаг монгол» (Все Монголы), ослабить и разгромить его в военном противоборстве[389]. В монгольской степи началось лихолетье жестоких, непрерывных межплеменных войн.

Глава десятая

«Тайчуды были все еще сильны…»

(1200–1202 гг.)

«Как бы он ни был,

Недруг наш, горд и силен,

Сил он лишится,

Вновь не поднимется он».

Зэлмэ[390]

Среди монгольских племен, которые при Есухэй-баторе входили в состав улуса «Хамаг Монгол» (Все Монголы), но после его воссоздания по-прежнему не желали подчиняться Чингисхану, выделялись тайчуды.