Всего три дня, как вернулась домой. Не разбирая, бросила у дверей рюкзак. Он камуфлированной тушей развалился в коридоре, заняв половину прихожей. Хожу по дому в старой полевке. Так спокойнее и привычнее. И только. Возвращение домой не принесло радости. Эта командировка прошла не так гладко, как другие. И вроде как неплохо все шло. Без особых эксцессов, тихо, почти мирно дотянули до срока замены. Выходили совместно с войсковиками, с которыми стояли рядом. Колонна, возглавляемая бэтээром, получилась внушительная. Больше часа грузились, рассаживались, распределялись. Я, как всегда, залезла в кабину к прапорщику Косте Кингу. Перед самой отправкой на подножку заскочил Юрка — симпатичный и улыбчивый сослуживец. Попросил закурить. Я укоризненно качнула головой, сколько раз ему говорила, что, если хочет стать хорошим снайпером, лучше не курить. Костя щелкнул зажигалкой. Юра блаженно затянулся:

— Ну что, пора домой!

Кинг хохотнул:

— А то!

Юрик хитро глянул на меня и спросил:

— Ну что, Лайка, Москву отсюда уже видно?

Усмехнулась. В столицу предстояло ехать после командировки, на всероссийские соревнования снайперов.

В это время дали сигнал на отправку. Впередистоящий БТР взревел и дал перегазовку, сразу окунув нас в сизое облако выхлопных газов. Юрка закашлялся, спрыгнул и побежал к своей машине.

— Ну что, кажись, тронули! — расплылся в улыбке Кинг.

Кстати, прозвище свое он получил за то, что постоянно наигрывал блюзы, правда, не на гитаре, а на старой немецкой губной гармошке. И самое занятное, что музицировать его обычно пробивало за рулем. Сначала руководство пыталось бороться с этой привычкой, но потом, поняв всю тщетность усилий, махнуло рукой. У всех свои примочки, службе не мешает и слава богу. А играл он замечательно, сказывался чуткий контроль матушки, благодаря которому промучил четыре учебных года музыкальной школы по классу баяна и благополучно был выгнан за систематические срывы дисциплины на пятый. Мать попробовала напугать отпрыска армией, а сынок с радостью туда и свалил по окончании школы. После срочки не пожелал браться за ум и продолжил службу уже в спецподразделении МВД. Связи между баяном и губной гармошкой я не находила, но наблюдать за Кингом было одно сплошное развлечение, однозначно какой-то театр недосчитался актера — одной рукой он легко удерживал руль, а другой вместо сигареты держал гармошку, наигрывая различные мелодии. При этом эти самые новоиспеченные блюзы были из серии «что вижу — то пою», он сам их на ходу и придумывал. И вот идем мы вторыми в колонне. Костька, довольный окончанием командировки, заводит свою любимую тему, наигрывая в классическом стиле блюз, затягивая песню, специально немного ломая на иностранный манер голос:

— О-о-оуо-о, мы идем по горной дороге, мой друг. Эта дорога ведет в никуда, но, может, она отведет нас домой. О-о-оуо-о! Вон речка. Вон мост. Но далеко еще блокпост. А дальше Моздок и паровоз. Он повезет меня туда, где ждет моя любимая жена, моя детка, моя самая красивая детка и много коньяка.

— Виски. Кинг, в блюзе любят петь про виски, — невольно улыбаясь, поправляю его я. Подпевать ему невозможно, так как полет фантазии у него на самом деле фееричен и непредсказуем, но в проигрышах я люблю ему подпевать вторым голосом, подтягивая его любимое — о-о-о-оуо-о!

Костька кивает, витиевато выдувает красивую руладу и продолжает:

— И пусть друг мой Лайка. Но это не собака, это ценитель блюза и хорошего виски. Того виски, от которого длинными вечерами на душе становится тепл…

Засада — это всегда неожиданно. Даже если ее ждешь. И я удивилась, когда впередиидущий БТР неуклюже подкинуло, чуть не завалив набок. Первое, что пронеслось в голове, — нелепая мысль: что это с ним?

Хотя все уже было понятно. Взрыв. БТР тяжело приподняло, и, секунду прокрутив в воздухе разодранными ошметками шин, он с грохотом рухнул обратно на дорогу и тут же словно запнулся задней осью за образовавшуюся воронку, развернулся поперек, перегородив движение. Вот и вся недолга. Костька бросил гармошку, которая обиженно повисла на шнурке, обеими руками вцепился в руль и ударил по тормозам, пуская «Урал» юзом, пытаясь максимально не приближаться к вспоротой броне. И все равно мы почувствовали упругую взрывную волну, которая хлестко ударила по кузову.

— К бою! — пронеслось по колонне через шквал огня. Из кабины мы выпрыгивали под цоканье пуль по капоту.

— Суки! Машину не троньте, ублюдки! Убью! — орал Костя, разряжая в зеленку очередь из автомата.

Каты-перекаты… в сторону, за машину, вскидываю свой «Винторез», делаю неприцельный выстрел в никуда… зубы клацают… теперь к кювету, опять выстрел, но уже на вспышку из кустов.

А в голове карусель мыслей — не сорвать растяжки… не наступить на мины… успокоить дыхание… много «чехов», плотно бьют… кто-то из наших кричит… зацепило… где же Костя… что с теми, кто в бэтээре…

Скользнула взглядом по «коробочке». Под днищем начинает растекаться подозрительная лужа. Больше никого не видно. Либо контузило капитально, либо…

Пулеметными очередями и взрывами из подствольников прижали нас крепко. Но и мы огрызаемся будь здоров! Потихоньку рассредоточиваемся и пытаемся переломить хребет бою.

— Лайка… помоги…

Вскидываюсь. Недалеко у соседней машины, привалившись на колесо, сидит Клим. По руке стекает кровь. Рядом валяется разбитый автомат. До него недалеко, метров двадцать, но периодически асфальт взбрызгивает черными искрами на этом отрезке.

— Держись, Климчик! Я сейчас!

Ищу глазами Костю, тот залег за среднюю пару колес и оттуда методично и хладнокровно, как по учебнику, огрызается расчетливыми тройками, ни на секунду не переставая крыть «духов» виртуозными матюгами. Окликаю в промежутке отсечки. Он тут же оборачивается. Я указываю в сторону Клима и прошу прикрыть. Костя коротко кивает и переставляет новый магазин. Потом опять кивает и всаживает в сторону зеленки всю тридцатку. Я же иду на рекордный рывок. Преодолев расстояние за немыслимо короткое время, плюхаюсь рядом с Климом. Пытаясь унять сердце, которое бухает в висках, делаю два глубоких вдоха-выдоха, разворачиваюсь и прямо с колена стреляю в сторону атакующих. Выстрелы не прицельные, оскорбляющие снайперское ремесло, но необходимые Костьке, чтобы перезарядить автомат. Считаные секунды — и Кинг снова начинает замешивать очередную порцию стрельбы с витиеватым матом, а я поворачиваюсь к Климу. Дела обстоят хуже, чем мне показалось до этого: кисть сильно повреждена взрывом, который разворотил автомат до рамы. Но, помимо этого, осколки посекли весь бок, грудь и правую сторону лица. Руки становятся тряпичными, и не от вида крови, а от ощущения того, как моему товарищу больно. Шепчу какие-то слова. Вкалываю шприц-тюбик и вытягиваю из разгрузки жгут. В это время гремит еще один взрыв. «Урал» Кинга облизало жаром, вспышкой и огнем. Он жалобно заскулил железом и горящими обломками накрыл Костю. Тугой гул в ушах наполнил голову ватой. От вскинувшегося пламени и густого черного дыма в глазах зарябило и стало разъедать до слез. Поймала себя на том, что смотрю на горящую машину, замерев, приоткрыв рот, зажав в ладони жгут. Встряхнула головой, вата качнулась, но слуха не добавилось.