– Коля, предлагаю действовать в рамках наших ограниченных, но существующих возможностей. Давай напишем письмо. Посмотрим на ее реакцию, постараемся выиграть время. Обращусь к командиру роты, если повезет, дадут краткосрочный отпуск.

Я говорил, чувствуя, как крепнет уверенность в собственных силах, но пока не представлял, как именно добиться желаемого результата. Нарушению элементарной субординации, а значит устава, противопоставлялась внутренняя убежденность в значимости непреложных ценностей добра, помощи близкому.

– Разве в армии для любви нет места? – Мой вопрос ответа не требовал.

– Ты правда готов пойти к командиру роты? – Он посмотрел на меня, может быть как на старшего брата, и попытался отговорить. – Может не надо? Не разрешит, а разговоры всякие пойдут. – Сомнения и неуверенность застыли в его глазах.

– Все получится, надо только очень сильно захотеть, поверь мне.

Присутствие человека не только сопереживающего, но и предложившего план действий в безвыходной, по его мнению, ситуации, вроде бы помогло Коле отыскать в заслонившем мир облаке страданий точку опоры и вынырнуть из болота одиночества. Расспросив о девушке, об их взаимоотношениях, я вспомнил отрывок стихотворения, написанного примерно в том же возрасте:

Краткий перечень встреч, обрывки образа, давали какие-то очертания, отношений между молодыми людьми.

– Коля, прости, но трудно писать письмо, не понимая некоторых важных звеньев. Как я понял, вы встречались неоднократно, целовались. – Я помедлил. Глупо, но не нахожу слов задать простой вопрос. – У вас близкие отношения были?

– Да, были, – ответил он спокойно, не поднимая глаз.

– Я сам испытываю в разговоре с тобой на эту тему некую неловкость. Но мне важно понимать, с чем мы имеем дело – со страстью, глубокими переживаниями или с чем-то иным. Мне нужен импульс, понимаешь?

– Да, но я не знаю, что сказать.

– Это был твой первый опыт близкого общения с девушкой?

Он немного поерзал.

– Можно сказать, первый.

– Если я правильно понял, первый раз по любви.

– Да, до того с соседкой было. Она старше. Ну, зашел к ним в дом, никого не было, просила по хозяйству помочь, потом стол накрыла. Выпили немного, она и говорит, мол, ноги не держат, помоги до кровати добраться. Юбку не мог снять, она все смеялась, а потом сказала, что в юбке еще и лучше. – Коля замолчал, удивленный собственным откровением.

– Девушку, насколько я понял, зовут Катя. С ней все происходило как в сказке?

– Да, и правда, как в сказке.

– Хорошо, не буду больше тебя мучить.

Ночью я написал письмо к незнакомке:

– Воспоминания о тебе поглотили тело, разум, волю. Память не устает раз за разом воспроизводить образ, далекий и родной. Как нежною рукой ты с губ моих смахнула соль, и поцелуй горячий твой, и линию руки, и запах роз, летящий от волос. Ты помыслы мои с ума сведи и снова забери в леса неведомой любви, где капельки росы истомы вестники, а ветерок, как вздох. Чуть приоткрытый рот, и нежный кончик языка слегка касается меня. Горошина воды упала, со лба скатилась, росой ресницы окропила и растворилась в небесах. И к пальцам ног губами прикасаясь, я начинаю постигать невидимую связь в желаньях и грехах. Ты искушение судьбы, молю, не ядом – соком напои и километров пелену расплавь желаньем, я пойму, что разделяешь ты мою тоску.

Коле оставалось его переписать, указать имя девушки и отправить. Мне оставалось убедить командира роты в необходимости предоставления отпуска. Мы были почти ровесниками, однако, мое положение без году неделя на службе и слухи за спиной уверенности не прибавляли.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите войти.

– Входите, рядовой Радзиевский. Слушаю вас.

– У рядового Пирогова личная трагедия, связанная с любимой девушкой. Прошу вас ему помочь, предоставив краткосрочный отпуск. Он свои проблемы утрясет, да и всей роте на душе легче станет. Все ж видят, как парень загибается.

– Говорить с ним пробовали? У вас, насколько я знаю, имеется аналогичный опыт.

– Многие его подбадривали. Я письмо написал его девушке.

Он едва не выронил планшет и недоверчиво переспросил:

– Письмо его девушке?

– Ну да, его девушке, но, естественно, за его подписью. Подобный ход позволит выиграть время, и если повезет, Коля эту паузу завершит личным визитом. Помогите, товарищ старший лейтенант.

– Это что-то новенькое. Ладно, попробую, но не обещаю. Идите.

– Слушаю! – Я резко развернулся, щелкнул каблуками и был таков.

Крылья, даже очень маленькие, при наличии веры уносят, как большие. Сработал принцип мужской солидарности, когда решения принимаются вопреки нормам и правилам, просто потому, что это кому-то нужно. Все ждали реакции. Личная трагедия одного человека нашла отклик у многих. Трудно поверить, но любовь товарища к неизвестной девушке сблизила всех, согрела своим теплом. В армии голод на любовь. В условиях замкнутости и черствости, граничащей с жестокостью, она доказывает свое великое предназначение. Привлечение женщин в современную армию не кажется безумием. Вместо лекций о сексуальных извращениях и мерах наказания за них давно пора обратиться к поискам душевной гармонии, уважению личности, традициям мировой культуры.

Неделю спустя Коля получил письмо.

– Прочитай сам, – попросил Николай и протянул конверт.

Девичий почерк, размашистые буквы плавно перетекают друг в друга. Волнение присутствует везде, даже между строк. Суть сводится к тому, что она сомневается в его авторстве, что просит извинить за молчание, и что встреча необходима, как воздух. Первые строки после долгого затишья и долетевшего стороной горького дыма измены принесли ее величество надежду, которая, к всеобщей радости, зажгла свет в Колиных глазах.

Прошло несколько дней. Оформили документы, и Николай отправился домой. Главное для всех уже случилось. Мы услышали чужую боль и вернули человеку надежду, а себе веру в то, что ничто человеческое нам не чуждо.

Отца как человека военного мое увлечение театром не радовало. После возвращения с летних гастролей состоялся мужской разговор.

– Посвятить свою жизнь служению профессии, которая несет мужчине, а главное его семье, нищенское существование, было бы большой ошибкой. И пока это в моих силах, я буду этому препятствовать. – При этих словах, глаза отца выражали скорее любовь, чем жесткость.

– Папа, в театре ни с чем не сравнимая атмосфера таинства, интересные люди, много познавательного.

– Сын, ты же понимаешь, я хочу как лучше. Может, тебе суждено подняться до театральных высот, но возможно, твоим уделом останутся вторые роли или массовка. И когда ты будешь мучиться, не зная, что ответить своей дочери на самые, казалось бы, простые ее просьбы, начнешь, ситуация оказаться уже безвыходной.