– Вот видите, сколько интересного, как всё между собой связано! Многие ценности Радзивиллов хранятся в Ленинграде, в Эрмитаже. вы, кстати, не знакомы с Янушем Радзивиллом? Он член Сейма, кажется, у него много друзей в Германии. Мама же переписывается с родственниками?

Он снова сел напротив меня, видимо, это было важно для него.

– Нет, не знакома, мы живем уединенно, и довольно давно. Мама политикой не интересуется и никогда не интересовалась, а мне в Германии не доводилось бывать.

Он выслушал мой ответ и переместился за стол, засыпанный бумагами, папками.

– Пересядьте сюда, пожалуйста. – В голосе появились металлические нотки, а передо мной лег лист бумаги. – Пишите, что обязуетесь не разглашать содержание нашего разговора.

Я приехала просить о досрочном освобождении Георгия, но об это пока ни слова. Что всё это значит?

– Извините, Павел Петрович, я вам писала, что…

Он достаточно резко перебил меня:

– Я знаю. Пишите то, что я говорю.

Он диктовал, а я аккуратно укладывала буквы на чистый лист бумаги. Потом он забрал его у меня, прочёл и убрал в папку.

– Сейчас вы поедете с человеком, который вас привез. Вечером я заеду за вами, и мы продолжим наш разговор.

Меня проводили до машины. Мы выехали с окруженной заборами территории, снова тряска, ухабы. Что происходит, зачем я сюда приехала, куда меня везут? Добрались до небольшого города, остановились у какого-то здания, водитель проводил меня на второй этаж в скромную квартирку.

– За вами заедут через два часа, – проговорил он быстро и оставил меня одну.

Что все это значит? Сама принялась ходить из угла в угол. Всегда ненавидела неопределенность, а здесь ещё и мутно. Эти взгляды, эта манера разговаривать, а ты как подопытный кролик. Ужас, что люди создают такие заборы. Колючая проволока, недоверие, страх – звери… Нет, звери так не поступают, они не убивают тысячами, да еще себе подобных. А здесь убивают или сажают за решетку, чтобы иметь власть над другими, которые тоже боятся попасть за решетку. Жизнь, построенная на взаимном страхе. Хорошо, я живу так далеко от этого всего, но оно все равно коснулось моей семьи, никуда от него не спрятаться. Я свернулась калачиком на кровати и незаметно уснула, сказалась долгая дорога.

Разбудил стук в дверь. Подошла, спросила:

– Павел Петрович, это вы?

– Да, спускайтесь, жду вас в машине. Поедем, поужинаем.

Посмотрела на себя в зеркало: уставшая, а главное, потухшая. Ботинки все в грязи – потерла. Поправила волосы, да косу никуда не денешь.

Он стоял около машины, открыл дверь, пахло сигаретами.

– Извините, что накурено, много работы, не расслабиться.

Он молча вел машину, чувствовалось, что тоже напряжен. Остановились у здания с светящейся вывеской ресторана. Посетителей было немного. Нас встретили, проводили к столику в глубине зала, в нише, и задернули плотную занавеску.

– Здесь будет удобно говорить, Елена Константиновна. Позвольте называть вас Еленой… Как вы понимаете, то, о чем вы просите, предполагает весьма сложную процедуру, не буду даже рассказывать…

Из-за занавески появилось лицо. Павел Петрович прервался на полуслове и обратился к официанту, или это был метрдотель? А может, и то, и другое в одном лице, притом очень скользком.

– Ужин на двоих, полагаюсь на ваш выбор. И вино какое-нибудь приличное.

Человек поклонился и исчез.

Его глаза опять изучали меня. Он извлек из кармана фотографию – мою фотографию! Нет, это была Володина фотография, подаренная мной при нашей последней встрече. Он как чувствовал и попросил ее у меня на память. Держу карточку и чувствую, как он держал её, даже спустя пятнадцать лет она сохранила его тепло.

– Откуда она у вас?

– Она стояла у него на столе. Все думали, что война быстро и победоносно закончится. Давайте уже приступим к ужину и выпьем за встречу. Надеялся познакомиться с вами при иных обстоятельствах, но что делать, у жизни свое видение…

Сделав глоток, поставила фужер.

– Павел Петрович, если вы не против, давайте обсудим вопрос о досрочном освобождении Георгия. Я ради этого сюда приехала.

Курица на тарелке занимала его куда больше, чем мое замечание.

– Елена, думаю, вы понимаете, что наша встреча стала возможна исключительно из моего глубоко расположения к вам, желания лично познакомиться и оказать посильную помощь. Все завалено просьбами о спасении, у каждого своя трагедия, уместно будет сказать, что когда лес рубят, щепки летят.

Снова считаю про себя, мне трудно согласиться, что люди за этими заборами – щепки, что идёт естественный процесс. Но кого интересует мое мнение?

– Спасибо, что нашли время встретиться, я вам очень благодарна.

Он аккуратно сложил приборы на тарелку и благостно откинулся на спинку стула.

– Вы совсем не едите и не пьёте. Повар из Ленинграда, в «Метрополе» работал. Вот тоже занесло, но благодаря ему здесь хотя бы можно прилично поесть.

– Спасибо, мы теперь очень скромно питаемся, привыкла. Да и волнуюсь – мы все не можем перейти к интересующей меня теме.

Он вытер салфеткой рот, встал, наклонился ко мне.

– Здесь мы не сможем обсудить этот вопрос, он требует абсолютной конфиденциальности. Надеюсь, вы это понимаете. Если закончили, можем ехать.

Машина, повиляв по ночным улицам, остановилась у здания, где я оставила свой саквояж. Павел Петрович попросил ключ и открыл дверь. Мы зашли так тихо, словно прятались от кого-то.

– Свет не включайте, садитесь и слушайте. Есть один способ решить ваше дело. Вы подпишете, что с вами проведена определенная работа и вы готовы к сотрудничеству с нами. Вы оба образованные люди, мы подыщем вам работу, думаю, этим все и ограничится. Вряд ли вы понадобитесь для оперативных заданий, но зато сможете жить вместе. Подчеркиваю, жить. Среди так называемых каналармейцев гибнет более пятисот человек в день…

У меня зазвенело в ушах. Почему мне выпала такая дорога? За что мне все это?

– Не говоря уже обо мне, почему вы думаете, что Георгий согласится?

– Из его дела следует, что не имеет выраженных политических убеждений. А что до религиозных, так пусть себе верует. Уж лучше живому и с семьей, чем без гроба закапают. Доверьтесь мне, Елена, я знаю, что и как сделать. Но это не всё. У каждого есть свои слабости, и моя слабость это вы. Раз уж так случилось, эту ночь мы проведем вместе. Вы мне ночь, а я вам – жизнь мужа.

Даже считать про себя уже не могла. Наверное следовало догадаться, он так неотрывно смотрел на мою грудь… Но услышать подобное предложение, нет, не предложение, а ультиматум, из уст брата Володи…!

– Это подло, – вырвалось у меня.