I

– А я, пацаны, в Германию хочу! И не просто хочу: она мне снится через день – вот как хочу!… – разомлевший и умиротворённый Иван наступил на любимые грабли.

– О-о-о, понеслась… Иван, прекращай, сам знаешь, что сейчас начнётся, – Петька покосился на Хромого.

– Ну а что, и пусть начинается, – Иван подвинулся поближе к столу.

Хромой не заставил себя долго ждать:

– Ваня, а что ж тебе, брат, опять после пятого бокала родина-то не мила? Что, к фашистам потянуло, на тёпленькое?

– Да просрали мы свою родину, Хромой, просрали! И деды, получается, зря воевали! Потому как таким мудакам, как мы, не то что родину – сортир доверить нельзя! Нам же всё равно, нам всё по барабану! Нам же мозги все вынесли и отравили! Нас без войны в плен загнали всех, в рабство! Бежать надо, бежать отсюда, пока ещё можно!

– А ты, Ваня, за всех не отвечай! Я, между прочим, в армейке два года оттянул, пока ты по больничкам справки собирал на волчий билет. Я, Ваня, границу охранял и могу сказать тебе, что никакая вражина не проходила и не пройдёт! И дедов ты не трогай! Ой, Ваня, не трогай! – Хромой привстал и потянулся трясущейся рукой за бокалом. – С нами правда, Ваня, понял? А всё остальное – муть!

– Да какая правда, Хромой?! Где она, твоя правда? В Кремле или в Думе? Или в твоей армии? Скажи! Где её искать?! Нас лишили её, и вообще – самой идеи лишили! Мы не знаем, куда идем и зачем! Разноцветные фантики – вот что нам подсунули вместо правды! Вот мы и корячимся днями и ночами, добывая эти фантики – доллары да рубли, меняя на них свою жизнь! Слишком неравнозначный обмен, Хромой!

– В натуре, Вань, ты думаешь, что соскочишь отсюда, и немцы тебя там, в Германии, в жопу целовать будут? – Петька решил закинуть свои пять копеек в вечно-пьяный спор. – Таким же рабом и будешь, только кормить будут другой ложкой.

– Да согласен я! Нет правды ни в Кремле, ни ниже, ни выше! Нет её и в деньгах! Правда, Ваня, внутри – в сердце! Она у тебя здесь, – и Хромой чуть сильнее, чем надо бы, ударил Ивану под левую грудь.

– Эй, Ванька! – Хромой вдруг удивлённо остановился. – Ванька, ты чё?!

II

Иван будто бы выныривал из глубины: вот-вот будет долгожданный глоток воздуха! В предвкушении свободы от давящей со всех сторон воды (или что это?) становилось тошнотворно сладко, но приближение к поверхности оказывалось опять обманчивым, и он, задыхаясь и захлёбываясь, опускался на липкое и ужасно вонючее дно.

– Где я?… – Иван, испугавшись собственных слов, открыл глаза.

– Доктор, доктор! Он говорит!

Иван, словно в дымке, увидел, как старушка в белом халате (неужели мать?!) убегала в белоснежный коридор.

– Два месяца в коме, Ваня… – мать плакала то ли от счастья, то ли от усталости и переживаний. – В Москве отказались браться за тебя, сказали, что только в Германии есть клиника, и врачи такого уровня… Хромой в КПЗ… Доктор сейчас придёт.

– Мать, где я?… – Иван приподнялся, но руки, как у тряпичной куклы, отказались слушаться, и он неуклюже повалился на бок.

– Мы в Германии, сынок, – мать не находила себе места и постоянно оглядывалась на дверь. – Сейчас доктор придёт, ты только не волнуйся… Хромой продал свою квартиру и палатку торговую со всем товаром, гараж и ещё что-то, не знаю… Петька тоже там занял где-то… Кредиты какие-то… В общем, тебе на лечение и операцию… Только Хромого милиция посадила до выяснения: говорят, ежели ты умрёшь, то его надолго в тюрьму отправят… Но можно и не сесть вовсе, если деньги дать… Только он упрямый – ты же знаешь… Вот и побили его сильно: в психбольницу отправили – с головой что-то случилось. А написали, что сам упал… Говорит всё время, что не хотел он тебя… это… ударить так… сильно. Да кто ж сейчас ему поверит, когда с него можно денег взять… Ой-й-й… Зачем я это говорю?… Совсем дурная стала, старая…

– Германия… Значит, мечты сбываются, – Иван закрыл глаза. – Только счастья от этого больше не стало… Почему, а, мать?… Мы всю жизнь ползли, летели, рвали, врали… за что, мать, зачем?

– Да не будет нам никогда мира вокруг, пока внутри нас не пойми что творится, – мать взяла руку Ивана и погладила шершавой ладонью. – С помощью вранья не найти правды… Без Бога внутри – нет места нам ни здесь, ни на небе, сынок… Не найдём мы так ничего, кроме горя и слёз…

– Ма, ну не надо, а? – Ивана перекосило. – Вот и ты начинаешь: правда, Бог… Где он, твой Бог? Мне плохо! Почему Он меня не спасает?

– Он у тебя в сердце, сынок. А ежели ты Его оттуда попросил, а впустил кого другого, то уж пойми Его правильно – ждёт Он, чтобы ты впустил Его к себе обратно, ибо дал нам свободу выбора… Да только выбираем мы всё не то… Ты прости старуху, но, сынок, что в твоём сердце, деньги? Да и как Он может тебе помочь, если ты постоянно гонишь Его от себя?

Её рука нежно коснулась сердца Ивана.

III

Свет! Иван летел и таял в этом Свете радости и счастья.

Почему он раньше не видел его, этот Свет?

Этот Свет – он вбирал в себя всё и отдавал в тысячи, в миллионы раз больше!

* * *

Дверь в палату-изолятор психиатрической городской больницы открывалась долго. Врач, истерично матерясь, не мог попасть ключом в замочную скважину: руки тряслись, а тело подпрыгивало, словно его дёргал за невидимые нитки какой-то безумный кукловод.

– Ну что, Хромой, дело дрянь! – врач закрыл за собой дверь камеры. – Жмур нарисовался-таки. Корячиться тебе, голубь, кабы не соврать, от справедливого суда лет семь как минимум.

– Доктор, давай без цирка.

– А вот на, почитай.

Хромой сел на край железной койки и развернул копию заключения о смерти Ивана.

– Триста кусочков русских рублей, Хромой, и ты – полноценный душевнобольной без всяких обязательств перед законом.

– Да пошёл ты, доктор.

– А вот это ты зря, Хромой, – тело в белом халате уже колотило; рот искривился и лицо застыло в ужасной гримасе: рука нащупала в кармане скальпель.

– Никогда, я повторяю, никогда не посылай меня! Ты, выродок! Никогда не посылай меня! – и красная пелена ненависти поглотила свет и разум, оставив в сознании только яркие вспышки картины с бесконечным маковым полем.

Сердце лежало на полу и немного подрагивало. Врач вытер пот и посмотрел на себя, на останки когда-то белого халата: должно поместиться. Он ещё раз пнул мёртвое тело Хромого, упал на колени и начал запихивать скользкое и такое тёплое сердце в карман.

Иван знал куда лететь. Неважно откуда – знал, и всё. Важно было другое:

– Успел! – Иван сел на плечо доктора и облокотился на его голову. – Здорово, братик, Хромой!

– Помнишь наш разговор – там, в бане?

– В сауне, – Хромой сел на другое плечо врача.

– Ну да, в сауне. Про то, что правда – в сердце.