– Было время, когда я тебе верила, – отозвалась Татьяна Павловна. – И давай больше не будем об этом. Я приехала по делу.

– По какому же?

– Когда-то я… – она вдруг засмеялась, и генерал недоуменно посмотрел на бывшую любовницу, только теперь отметив произошедшие в ней перемены. Во-первых, изменился ее смех. Из красивого звучания маленького колокольчика он превратился в скрип старой сосны. Во-вторых… Он внезапно оборвал себя: «Возможно, то же самое она думает обо мне. Годы не прибавляют красоты». – Мне пришла в голову забавная мысль, – пояснила Снежкова приступ неоправданного веселья. – Ты ведь никогда ничего обо мне не знал. Ничегошеньки, кроме того, что сказал тебе Осипов, когда сосватал меня в твой батальон. Потом мы встречались больше десяти лет, а твоих знаний обо мне не прибавилось. Хочешь, скажу почему? – она перешла на шепот. – Потому что я всегда была тебе безразлична. Этакая красивая игрушка. Но не более того. Словом, поиграю – и выкину.

Он замотал головой, протестуя, но Татьяна Павловна не дала ему реабилитироваться.

– Помнишь, чем мы занимались после того, как ты удовлетворял свои желания? Могу подсказать. Мы лежали бок о бок, и ты разглагольствовал о своих достижениях и успехах своих сыновей, не представляя, как мне больно. Твои скороспелые генеральские погоны вскружили тебе голову, и ты перестал видеть кого бы то ни было, кроме себя. А я слушала тебя и… – спазм помешал ей говорить.

– Не надо, – тихо попросил Свиридов и накрыл ее ладонь своей. Она с силой выдернула руку:

– Не бойся, я уже выплакала все слезы. – И, помолчав, добавила: – По стоящим людям. Скажи, тебе ведь не приходила в голову мысль, что рядом с тобой лежит человек, которому ты калечишь жизнь?

Александр Афанасьевич заморгал и отвернулся.

– Разумеется, я тоже была виновата, – ее лицо болезненно скривилось. – Ты никогда ничего не обещал мне, даже наоборот, постоянно подчеркивал, как любишь семью. На что же я тогда надеялась? Почему прикипела к тебе? Наверное, потому, что боялась одиночества. Но оно все же настигло меня. – В уголках ее глаз показались предательские слезинки. – Только когда я поняла: надо жить прежде всего для себя и близких, во мне родился протест. И я уехала.

– Я все понимаю, милая, – надтреснутый голос звучал необыкновенно мягко. – Я виноват перед тобой. Прости… Пусть мое раскаяние запоздало, но…

Снежкова сжала губы, боясь разрыдаться. Огромным усилием воли ей удалось взять себя в руки.

– Послушай, зачем я приехала, – уже спокойно сказала Татьяна Павловна. – Ты ведь не откажешь мне в просьбе. Правда?

Генерал с готовностью кивнул.

– Тогда поставь, пожалуйста, чайник. Разговор будет долгим.

И она начала рассказывать, тщательно обдумывая каждое слово, чтобы не повторять одно и то же несколько раз. Свиридов слушал про подпольную организацию Котикова, про приезд киевского журналиста Коваленко, про статью Варнакова и про молодого корреспондента Никиту Савельева. Когда женщина замолчала, Александр Афанасьевич поинтересовался:

– Тебе действительно хочется узнать, кто предал вашу организацию? Почему же тебя не удовлетворила статья о Прохоренко?

Татьяна Павловна не думала ни секунды:

– Потому что еще до того, как Савельев приехал в наш город, мне позвонили, и незнакомый мужской голос недвусмысленно объяснил: если хочу остаться целой и невредимой – надо молчать и поддерживать газетную версию о предательстве Прохоренко. Звонили и после его приезда. Подумай, Саша, если Григорий действительно предатель, какие могут быть угрозы? И вообще, кто и чего боится?

Генерал пожал плечами:

– Мне надо подумать, как помочь тебе.

Снежкова встала:

– Ну, мне пора. Засиделась я у тебя.

Он встрепенулся:

– Уже уходишь? Но ведь мы не поговорили о нас… Ты ничего не рассказала мне о себе…

Женщина уверенно двинулась к входной двери:

– Тебя это никогда не интересовало. Ой, чуть не забыла. – Она вытащила из потрепанной сумочки листок и бросила на тумбочку. – Здесь мои координаты. Свяжись, когда что-нибудь прояснится.

Проводив бывшую любовницу, так неожиданно снова ворвавшуюся в его жизнь, Александр Афанасьевич долго сидел в кресле. Воспоминания роем теснились в голове. Лишь усилием воли он заставил себя вернуться к вопросу, на который Татьяна попросила ответ. Прокрутив еще раз все события и порадовавшись отсутствию склероза, он набрал номер Петра Огуренкова, сына своего умершего приятеля, работавшего в СБУ.

– Есть у меня к тебе дельце, Петя, – сказал Свиридов. – Приезжай как можно скорее.

Вот уже несколько дней Владимир Коротков пребывал в каком-то оцепенении. Разговор с Никитой Савельевым выбил старика из привычной колеи, заставив пережить неприятные мгновения. Господи, ну почему прошлое не дает покоя? Кому из его товарищей охота постоянно ворошить его и с какой, спрашивается, целью? Первой мыслью ветерана было не предпринимать никаких действий. Пусть все остается по-прежнему. Его, например, это устраивает. Однако потом, подумав, Владимир Егорович решил раз и навсегда поставить точку. В неоконченных делах всегда есть какая-то недосказанность. Рука потянулась к телефонной трубке.

Ярослав Иванович Черных не спал уже третьи сутки. Ему всегда говорили, что он обладает какими-то сверхъестественными способностями предвидения. Во всяком случае, иногда удавалось предостеречь от беды близких и родных. Теперь ему предстояло самому найти выход из создавшейся неприятной ситуации. Если он этого не сделает – кто знает, как все отразится на его семье. Обхватив руками седую голову, старик еле слышно застонал. Вот уже много лет он пытался забыть неприятные моменты. Однако получалось это плохо. А в последнее время, словно сговорившись, погибшие товарищи приходили к нему во сне. Вот Димка Савичев, улыбаясь, демонстрирует ямочки на щеках. Посланный Котиковым ночью на вокзал, чтобы подложить взрывчатку в поезд с обмундированием, парень угодил в лапы полицейского Борматенко, который словно ожидал его в холодном вагоне. Галя Ромова и Артем Куренков… Их схватили, когда они выводили из строя рулевое управление судна… Толик Клочков, воевавший в партизанском отряде и получивший пулю в спину во время встречи с Котиковым… Чуть не погибшая Света Фадеева, с которой им не удалось взорвать эшелон… Кто-то вытащил из мин взрыватели и сообщил о диверсии начальнику узла Виталию Борматенко. Тот чуть не задушил его. Хорошо, в руках учителя оказалась саперная лопата… Вытирая слезы, Черных шепотом просил у них прощения, как будто его могли услышать.

Петр Огуренков не заставил Свиридова долго ждать. Собрать сведения на четырех пожилых людей – ничего не может быть легче. Позвонив генералу утром, он сообщил, что готов к встрече. Александру Афанасьевичу не терпелось узнать новости.

– Как скоро ты сможешь приехать? – спросил он сына фронтового друга.