Эгиль: «Наблюдать, как мы организуем свою деятельность. Мы будем представлять собой малое сообщество. Меня интересуют малые сообщества. Наблюдать, как каждый будет реагировать. Изучать жизнь в зоне отлива. Курить и пить кофе. Вчера, кстати, я сыграл в „Гробницу“, часть „На палубе“. Тоже замечательный уровень. Мне нравятся уровни с открытым, просторным ландшафтом, где далеко видно, например, Тибет, — когда ты находишься на вершине лесистого холма, а далеко внизу под тобой расстилается озеро, и с другой стороны виднеется вдалеке лыжный приют, перед которым стоит красный снегоход. Ты знаешь, что снегоход дожидается тебя. Через час ты сядешь на него и поедешь. Эта игра не перестает меня восхищать. Возможно, она даже лучше „Гамлета“, которого я сейчас читаю (хотя я согласен, что это довольно странное сравнение)».

Ингве: «Предоставить в распоряжение экспедиции мои естественнонаучные знания. Исследовать местные природные явления. Наблюдать за погодой и ветром. Измерять то, что поддается измерению. Найти новый элемент или любое, какое ни попадется, неизвестное вещество. Выдержать дольше, чем Гвинет Пэлтроу, которая тоже жила на необитаемом острове и писала об этом в журнал „Мари-Клэр“. Написать киносценарий».

С помощью Кима я составил кратенькую подборку и послал ее в средства массовой информации. В нее входит заметка о наших планах, а центральное место занимает фотография, где мы с Мартином сняты рядом с глобусом. Добавив несколько добрых слов о себе, я скрепляю весь материал нарядной скрепкой. Еще в начальной школе мы поняли, что подходящая скрепка — тот завершающий штрих, который во многом определяет общее впечатление. Да! Начальная школа — это вам не чепуха на постном масле.

Отклики не заставили себя ждать. Уже на третий день позвонили с Норвежского государственного радио и попросили об интервью. Я бесстрашно согласился. Объяснил про лед и коньки и почувствовал, что меня в общем и целом принимают вполне всерьез. И тут вдруг говорят, что связались с Тенерифе, на линии Тур Хейердал. Сам Хейердал! Голос, несомненно, его. Мне предлагают задать ему вопрос. Я вспотел, но взял себя в руки и спросил, не кажется ли ему несправедливым, что в мире все открыто и описано даже то, что еще не было описано в его время. Хейердал не соглашается. Он считает, что осталось еще множество неоткрытых вещей.

— Что нам искать? — спрашиваю я.

Хейердал отвечает, что все прячется под землей.

— Копайте землю, — говорит он. — Там все зарыто.

Я пишу на листочке: «заступы» и киваю. Надо будет покопать.

— Тебе было страшно на «Кон-Тики»? — спрашиваю я.

Он говорит, что так верил в свой проект, что совсем не боялся. Но вот то, что и остальные ничего не боялись, это, как он считает, было особенно замечательно.

На этом интервью закончилось, а меня так и распирает от вопросов. Вот как оно теперь! У средств информации нет времени, чтобы углубляться в тему и как следует поговорить. Им пора переходить к следующему номеру программы. И затем к следующему. Нужно дать музыку. Люди хотят слушать музыку. Такую, чтобы можно было подпевать.

Вернувшись домой, я вдруг сообразил, что Хейердал не стал комментировать мой проект. Мне неизвестно, хороший это знак или дурной. Может быть, он почувствовал угрозу себе. Может быть, он понял, как гениальна и нова моя теория, и старается ее замолчать. Ишь он хитрец, этот Хейердал!

Радиоинтервью очень помогло. Из холода я попадаю в тепло. Могучие крылья массовой информации возносят меня вверх, и уже вскоре после передачи мне звонят из музея «Кон-Тики» с предложением одолжить мне их спутниковый телефон. Им он все равно не нужен. И моя теория тронула их за живое. Они считают, что она очень смелая. Очевидно, она неправильна, говорят они, но их радует, что я решил заняться вопросом миграции в области Тихого океана. Что бы ни делалось, это лучше, чем ничего. В музее «Кон-Тики» нашу затею сумели оценить. Мы договариваемся о встрече.

Мы с Мартином отправились на край города покупать панели с солнечными батареями. Мы обходим магазины, перечень которых заполняет желтые страницы. В каталоге они все кажутся абстракциями, но тут, на окраине, обнаруживается, что они реально существуют. У них есть фасады и прилавки. Они есть в действительности. За прилавками стоят живые люди. Утешительное зрелище. Живое олицетворение того, что абстрактно представлено в желтых страницах, оказывается грузноватым мужчиной, который все время говорит по телефону (действие желтых страниц), излучая доброжелательство. Он показывает нам, что у них есть. Дает объяснения про солнечные батареи. Мы говорим, что нам нужно питание для портативного компьютера и спутникового телефона. Вот и все. Наш консультант производит на бумажке какие-то расчеты. Нам потребуется в день столько-то энергии, следовательно, нам нужно столько-то ампер, а в Тихом океане этих самых ампер навалом. Дело только за тем, чтобы их как-то извлечь. Консультант, очевидно, считает, что, если солнце зря светит целыми днями на море и песок, в этом нет ничего хорошего. Бесполезное солнце. Он отыскивает нужную нам панель, присоединяет необходимые провода и желает нам на прощание удачи.

С помощью Мартина я покупаю еще и портативный персональный компьютер, маленький и изящный. Я выслушиваю объяснения про необходимые нам байты и герцы. На нем я могу записывать все мои научные заметки, а также поддерживать связь с окружающим миром посредством спутникового телефона. Это, может быть, еще и не совсем то, что называется мультимедиа, но близко к ним.

Вечером я упражняюсь на компьютере, и мы с ним скоро находим общий язык, хотя включенный в его программу запас слов, как мне кажется, несколько бедноват. Так, например, он предлагает мне заменить «эякуляцию» на «эвакуацию», а «неприятно» на «приятно». А почему бы и нет? «Приятные» вещи звучат гораздо позитивнее, чем «неприятные». А такому слову, как «эякуляция», вообще не место в статье о миграции в области Тихого океана. Оно выскочило у меня как случайная опечатка.

Что еще осталось сделать до отъезда? Не так уж и много. Я должен купить снаряжение для кемпинга, найти остров и, кроме того, узнать, каким образом нам лучше всего добираться. Поскольку Министерство иностранных дел не захотело мне помочь, придется самому решать эту проблему. Как находят необитаемый остров? Сейчас их осталось мало. Вот до чего мы дожили! Мы, люди, расселились по всему свету. Подойдя к этому совершенно некритически, мы завладели землей. Материками и островами. Где есть земля, там везде живут люди. Но должны же быть хоть какие-то исключения! Кое-как я уговорил Мартина позвонить во французское посольство и спросить, не найдется ли у них лишнего островка где-нибудь во французской Полинезии. Он нужен нам ненадолго. Всего-то на месячишко или около того. Французы сделали на это глухое ухо. Притворились, что не понимают. Постарались представить нашу просьбу невесть какой трудной задачей. Хотя они так прямо и не сказали, но у нас с Эгилем создалось такое впечатление, что они не хотят ни с кем делиться своими землями, чтобы в свое удовольствие взрывать там время от времени атомные бомбы или летать туда чартерными турами и проводить с удовольствием отпуск. Чертовы французы! Вот возьмем да и откажемся пить французские вина! Так что можете на нас больше не рассчитывать! Я купил путеводитель по этому региону и стал искать там альтернативу первоначально намеченному пункту назначения. Австралия расположена слишком уж далеко от того места, куда приплыл на Кон-Тики Хейердал. К тому же там все кругом ядовитое. Самое ядовитое место на свете. В Новой Зеландии ничего ядовитого нет, но ведь это крупная страна, а не необитаемый остров, так что тоже для нас не годится. Но, кроме того, есть еще целый ряд тихоокеанских государств. Тувалу. Тонга. Фиджи. Острова Кука. Я читаю, что написано про все эти страны. На островах Кука нет малярии. Уже неплохо! Кое-что, от чего можно отталкиваться. Потому что какой прок сделать удивительное открытие, но подцепить малярию и погибнуть во цвете лет? Способность целым и невредимым вернуться домой в каком-то смысле не менее важна, чем способность отправиться в путешествие. Я определенно собираюсь вернуться. И мои ребята тоже. Я — стайер. Я ощущаю себя стайером. Мы вернемся из путешествия. Ни о какой малярии не может быть и речи!