Я говорю им, что крепко верю в свою теорию, но тем не менее буду только рад, если кто-то тоже подбросит какую-нибудь идейку, собственный проект, который повысит значение экспедиции. Так что, мол, предлагайте хотя бы по мелочам, чем вы хотите заняться в Тихом океане. Например, собирать какие-нибудь образцы, проводить эксперименты в контролируемых условиях, ну, словом, в этом роде. Это может быть что-то из области естественных наук. Но можно и из гуманитарных. Можно также что-то искусствоведческое. Я стараюсь не исключать заранее никаких направлений. Я хочу, чтобы мои ребята чувствовали, что я встречаю их с распростертыми объятиями и хочу услышать самостоятельные мысли. Так сказать, ответственность как основа свободы. Я хотел бы, чтобы они по возможности изложили свои планы и проекты письменно, присовокупив несколько слов о себе, чтобы я мог, сопоставив разные проекты, иметь в голове полную картину того, что мы можем выполнить в ходе экспедиции.

— Вопросы? — обращаюсь я к слушателям как заправский оратор, закончив свое обращение.

Ребята переглядываются. Задумываются.

Слово берет Эгиль.

— Слушай! А эта твоя теория миграции, не слишком ли она шаткая? Такое впечатление, что ты взял ее с потолка. Случайные ассоциации во время катания на коньках. Под эмпиризмом ведь, похоже, понимается что-то совсем другое, не так ли?

Хороший вопрос!

Я молчу и мнусь. Плескаю водой на печку. Помещение так заволокло паром, что сидящего на верхней полке Эгиля совсем не видно. Я еще не совсем понял, как лучше сформулировать ответ. На помощь мне приходит Эвен.

— О'кей! — говорит Эвен. — Пускай она шаткая, но все равно хорошая. Эрленд сам понимает, что риск велик, зато тем эффектнее будет выигрыш, если теория подтвердится. Нельзя же совершенно исключать такую возможность, что какой-нибудь продвинутый доисторический народ перебрался в Полинезию на коньках. Вот мы и выясним, так оно было или не так. В обоих случаях мы расширим кругозор человеческих познаний. Итак, я задаю риторический вопрос: что мы теряем?

Хороший ответ!

Мартин спрашивает, имеет ли кто-нибудь хоть какие-то познания в археологии. В конце концов, мы же должны искать что-то закопанное под землей. Может быть, на морском дне, может быть, на суше. Надо же иметь какое-то представление об археологии. Я парирую вопросом: «Неужели это так уж трудно?» Не боги горшки обжигали! Всего-то и надо, что копать землю. Ну, может быть, с осторожностью, чтобы не поломать культурные памятники прежде, чем они будут извлечены на свет. Мартин отвечает, что надо уважать знания других специалистов. Археология ведь тоже особая научная дисциплина. Есть профессора археологии. Я отвечаю, что, естественно, надо уважать. Будем копать уважительно. И довольно об этом.

— А как насчет безопасности? — спрашивает Ингве. — Не будет ли это опасно? Может быть, нам надо взять с собой врача?

— Еще не хватало! — говорю я. — С врачами вообще не оберешься хлопот. Как-то получается, что они занимают страшно много места. И говорят громко. Разумеется, все должны будут подписать страховку. А в остальном что? Просто соблюдать осторожность. Я вот, например, отлично помню лекции по оказанию скорой помощи, прослушанные на водительских курсах, даром что минуло уже десять лет с тех пор, как я получил водительские права! Неправда ли, это кое-что обо мне говорит? Фиксация конечности. Дыхание рот в рот. Шок и его последствия. Так что все помню! А потом мы запасемся разными вакцинами, тогда организм сам будет вырабатывать антитела против всякой дряни. Маленький укольчик, и организм сам наводит порядок! Медицина же добилась ну прямо-таки фантастических успехов. Болезни, которые раньше косили сотни тысяч людей, теперь нам нипочем, они совершенно отступили. Возьмем, например, холеру. Достаточно выделить эту мелкую холерную дрянь и ввести ее в руку. Иммунная система тотчас же обнаруживает ее и сразу принимается вырабатывать антитела, так что, если ты потом попьешь холерной воды, у микробов не будет ни единого шанса. Организм уже наготове. Он хладнокровно убивает микробов и выбрасывает их с мочой в туалет или выводит их еще каким-нибудь, более замысловатым способом. Я сам удивлен собственным красноречием. Похоже, я и не знал, какой я талантливый руководитель!

Из бассейна мы отправляемся попить пива, а затем идем ко мне и заедаем его фантастическим обедом, который, как по мановению волшебной палочки, возник под руками Руара из самых, казалось бы, невзрачных ингредиентов, какие нашлись в холодильнике и в буфете. Уж эти мне повара! Потом мы еще чуточку выпили и поиграли в скрэббл. Отличный способ сплотить людей в команду!

Несколько напряженное настроение возникло, когда я вздумал написать «negerhus»[12]и выиграл дважды по три очка, а также пятьдесят дополнительных очков за то, что сразу использовал все свои буквы. В сумме набежало такое количество очков, что за мной уже невозможно было угнаться. «R» осталось лежать от прошлого раза. Все было совершенно честно. Но ребята завозражали. Уперлись, и все тут. «Negerhus» — слово, которого нет в норвежском словаре, объявили все вслед за Эгилем. Новоиспеченная дружба подверглась неожиданному испытанию. «Почему это нельзя написать „negerhus“? — возмутился я. — Какое вам еще нужно доказательство? Я же его написал, и со смыслом все, кажется, в порядке; „negerhus“ — дом, где живут негры, или дом, построенный одним или несколькими неграми». Я обвожу ребят взглядом. Останавливаю взгляд на каждом. Глаза в глаза. Никто, даже мой родной брат Эвен, не желает пойти мне навстречу. Полезли в словарь, самый полный, какой есть в продаже, и тут, к моему величайшему недоумению и огорчению, выяснилось, что единственным сложным существительным, начинающимся на «neger»,[13]является слово «negerarbeid»[14]— нехорошее, расистское выражение, которое никак не может способствовать взаимопониманию между людьми. А мой стилистически нейтральный «negerhus» отсутствует в словаре, и значит, не существует! Я вынужден сдаться. Мне стоит огромного, невероятного труда скрыть страшную злость, какую я испытал в это мгновение. Мне обидно и досадно. Улыбнись и не переживай! Проигрыш и выигрыш надо принимать одинаково, всегда сохранять — так его и растак! — одинаково ровное чертово настроение!

В итоге мне пришлось написать слово «regn»,[15]оно дало три очка, но общая сумма оказывается до смешного маленькой по сравнению с той, какую я мог бы заработать. Я предлагаю перекур и отправляюсь в кухню, стараясь успокоиться и посмотреть на дело иначе, постаравшись отыскать в случившемся позитивную сторону. Я утешаю себя тем, что лучше уж конфликту возникнуть в условиях цивилизации, которая держит нас в определенных рамках, а не посреди Тихого океана, где никакие социальные структуры не помешают мне разбить Эгилю очки, а он без очков как без рук.