и Том с трудом карабкались по камням, устали так, что едва шли, но когда мы добрались до плоской вершины, они убежали играть в вереске. Сегодня мы припарковали фургон в Кройсоре, маленькой деревушке у подножия горы. Десятилетия назад наши дети убежали вперед нас по тропе, начинавшейся за парковкой, сквозь лесок и дальше на открытый склон холма. Теперь мы прошли этим же маршрутом, воздух был густым от воспоминаний и мошкары, которая теплым безветренным июльским днем тучами поднималась из болотистой почвы. Впрочем, когда тропа пошла вверх, поднялся бриз, и к тому моменту, как мы дошли до каменистой крутой тропинки на самую вершину, всю мошкару сдуло. У меня в ушах все еще звенели детские жалобы, и пришлось признать, что подъем действительно был очень резким. На вершине все было точно так, как я запомнила, к югу земля уходила вниз лоскутным одеялом полей и лесистых долин, до самой бескрайней синевы залива Кардиган. А на севере, где-то за полосой ленивых белых облачков, лежал пик Сноудон. Мы разложили журнал на камне и перечитали статью так, как если бы ее написала не я, а кто-то другой. Мот согнул ноги и обхватил руками колени.

– Ничего на самом деле не вижу, перед глазами стоит та картинка на компьютере. Гаснущие огоньки.

– Тогда перестань делать вид, что только я порчу нам настроение, что это я просто жалею себя.

– Все те исследования, что ты прочла, – где-то же в них должен быть ответ. Может быть, ты права, все дело в природе, в нашем естественном образе жизни. Ведь именно так мы жили на береговой тропе. Может быть, нам просто нужен клочок земли, место, где мы сможем все время проводить на улице, но все равно спать под крышей.

– Конечно нужен, но откуда ему взяться? А, я знаю! Нам поможет чудо.

Я лежала на спине на примятой сухой траве среди вересковых кустов, а в небе висели рваные облака, закрывая синеву, оставляя лишь редкие пятна яркой возможности среди белизны. Теплый ветер овевал сухие жесткие стебли вереска и низкорослого дрока. Сиреневые бутоны готовились раскрыться и наполнить медовым запахом воздух на склоне горы – с кустиками травы, бреющими ветрами и редкими, измученными овцами. Я раскинула руки в стороны и ощутила теплую землю. Ее живое дыхание под своими ладонями. И тут же вернулся голос, который некоторое время молчал. Я слышала его ясно – звонкий в воздухе между камнями, мягкий в облачном небе. Гладкая лента звука, словно биение сердца, замедлялась под бормотание птиц, летящих домой на закате.

– Пора идти – уже поздно. Спустимся там же, где поднялись, или пройдем в обход, мимо старой шахты, а потом срежем по тропе с другой стороны долины?

– В обход.

Мы прошли по сухому болоту вдоль хребта, а потом спустились к развалинам старой каменоломни Росидд. Немногим более века тому назад это была процветающая сланцевая шахта, и ее туннели и складские помещения заполняли рабочие и оборудование. Склады давно стояли без крыш, стены постепенно разрушались, но ощущение потерянных здесь жизней все еще было сильным. Это место как магнит притягивало спелеологов, которые обожали исследовать все еще открытые туннели под землей. Из сломанных стен доносились какие-то мощные жутковатые звуки, почти что музыка.

– Что это? Это ветер так свистит в стенах?

– Нет… Я не уверен, но звучит похоже на Linkin Park.

За стеной повыше горел маленький костер, посылая снопы искр в темнеющее небо. Вокруг него собралась компания молодежи, они сидели и разговаривали, а маленький динамик извергал из себя звуки рок-музыки, и они эхом отражались в пустых стенах.

– Привет, ребята, отличное место для вечеринки.

– Неплохое, да.

Я видела, что Мот силится придумать, как бы продолжить разговор.

– Отмечаете вечер пятницы?

– Мы тут ради Честера.

– У кого-то день рождения? – Мот взглянул на меня и чуть пожал плечами.

Парни переглянулись, а потом уставились в землю: кто-то сменил музыку, поставив знакомую песню – когда дети были подростками, я часто слышала ее из их комнат. Ну конечно. Мот тоже явно вспомнил.

– Неужели Честера Беннингтона?

– Да, он вчера умер. Он был легендой. Жизнь никогда не будет прежней. – Тревожный, татуированный, мощный талант вокалиста группы Linkin Park был большой частью жизни наших детей, а значит, и нашей тоже. – Мы собрались, чтобы проводить его. Поднять его дух с помощью дыма и его собственных стихов, чтобы он отправился по верному пути.

Мы сидели на камнях с этими одетыми в черное молодыми людьми, покрытыми пирсингом и татуировками, как и их кумир, и вместе с ними совершали поминальный ритуал в разрушенной шахте на склоне холма.

Небо стало ночным, парни болтали, пели, пили, огонь освещал их лица. Наши жизни, жизнь, смерть, движение молекул из дерева в воздух – все сделалось едино. Огоньки Мота постепенно угасали, глупо было это отрицать, но электрические разряды у него в мозге искали обходные пути, строили новые связи. Пока что его клеткам хватало энергии продолжать поиск, и все, что нам оставалось, – помогать им в этом. Мы все – не что иное, как электрический заряд, лишь скопление частиц, материя, антиматерия, масса и энергия. Мы ничем не отличаемся от травинки или от искры костра – всего лишь энергия, непрерывно перетекающая из одного состояния в другое. Пока огоньки Мота еще светятся, мы будем ценить каждый из них и помогать друг другу гореть в ночном небе как можно дольше.

Мы встали, чтобы уйти, динамик играл последний трек, в темном воздухе дрожали последние языки угасающего костра.

13. Масса

В конце августа в деревне было полным-полно туристов, бесшумные зимние улицы превратились в полузабытое воспоминание. Но, сев на скамейку в зарослях дрока, я могла остаться почти в одиночестве. В свете предвечернего солнца людей отсюда было только слышно, их голоса доносились с пляжа далеко внизу, в заливе Лантик. Песок усеивали отдыхающие, а водные лыжники выписывали восьмерки в заливе и между лодками, пришвартованными в ярко-синей воде. Я не могла долго рассиживаться и смотреть на них – мне нужно было вернуться в церковь, где я оставила спящего Мота. Вот уже несколько дней его мучило странное головокружение, как будто он в легком подпитии стоял на палубе качающейся лодки. Это ощущение отпускало его, только когда он лежал с закрытыми глазами.

Я встала со скамейки и пошла напрямик через поле. Землей на этом длинном узком участке вдоль скал владеет Национальный фонд[10], и он же диктует, как здесь можно и