задания. Начало нового семестра и тишина. Пар, поднимающийся от кружки с чаем. Возвращение крысы на стену в эти тихие дни.

Слова тоже вернулись. Теперь я уже не сдерживалась. Все то время, что я ела рождественские печеньки и пирожки, часть меня только и ждала возможности вернуться в палатку, на скалы. Крыса удобно устраивалась в сухих листьях плюща, а я сидела за компьютером и впускала в себя слова. И тропа звала меня за собой, через окаменелости и оползни, белые и красные скалы, туда, где было спокойней и мягче. Я стояла на ветру, теперь это был уже не пронизывающий ураган с Атлантики, а тихий южный ветерок. Он не гнал меня, силой заставляя идти вперед, а нежно подталкивал, тихо вел за собой. Мот был со мной на тропе, сильный, подтянутый, он без чужой помощи надевал рюкзак и смотрел вперед, а не назад. Держась за руки, мы вошли в Полруан. «Мы – чуть подсоленные ягоды ежевики, висящие в последних лучах летнего солнца, и, кроме этого совершенного момента, нам ничего больше не нужно». Я нажала «сохранить» и закрыла ноутбук.

За окном церкви набирала цвет магнолия, в холодной земле проклюнулись подснежники. Крыса потянулась на солнышке, повернулась и скрылась в плюще.

Я потрясла картридж и вставила назад в принтер. Может быть, мне хватит чернил. Набрав побольше воздуху, я нажала кнопку «печатать». Через час передо мной на столе лежала рукопись. Яркие черные буквы, которыми было набрано заглавие на первой странице, к последней точке выцвели до бледно-розового. Я взяла кусочек веревки и перевязала стопку, украсила бантиком и прикрепила к ней картонный ярлычок:

Мот,

С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!

Не забывай нашу тропу.

Целую,

Рэй

– С днем рождения тебя, с днем рождения тебя… – Я осторожно поставила поднос с завтраком на кровать рядом с Мотом, все еще сонным и укутанным одеялом. Наша дочь Роуан вошла в комнату вслед за мной с подарками и открытками в руках. Она приехала на несколько дней отдохнуть от своей жизни в Лондоне, такой далекой от холмов и ручьев ее детства. Хотя после потери дома жизнь разметала нас с детьми в разные стороны, мы сохранили близость, по-прежнему были на связи, оставались одной командой.

– Просыпайся, пап, прочти открытки.

От волнения меня даже подташнивало, я сама не заметила, как съела тосты с вареньем, которые приготовила для Мота, и побежала на кухню, чтобы сделать еще. Когда я вернулась, подарки были развернуты, а открытки разложены на кровати. У Мота на коленях лежал последний сверток, упакованный в коричневую бумагу.

– Я не хотел открывать его без тебя. Что это? Я же просил тебя не волноваться о подарках – у нас нет на них денег.

– Я его не купила, а сделала.

– Потрясающе, обожаю подарки, сделанные своими руками!

Страх, нервы, радостное возбуждение – все это и многое другое: я с трудом терпела, пока Мот разворачивал подарок. Наконец он освободился от упаковочной бумаги. Рукопись, перевязанная веревочкой, лежала в руках Мота, а не в моих. Он отодвинул ярлычок, и с первой страницы прямо на нас будто выскочило название: «Чуть подсоленная ежевика». Теперь это не секрет, теперь книга принадлежит не мне одной.

– Что это? Это то, чем ты занималась всю зиму?

– Да, я писала для тебя книгу. – Я так стеснялась и нервничала, как будто это был мой первый подарок ему.

– Все это время ты писала для меня?

– Это книга о нашей тропе. Чтобы у тебя навсегда сохранились воспоминания.

– Все это время… Вот дурочка, иди сюда.

Мое сердце перестало так бешено колотиться. Невыносимое облегчение. Я снова залезла в постель и съела еще парочку тостов с вареньем.

– Мам, что это? Ты написала книгу? Вот это да, какая толстая! – Роуан листала страницы. – И такой плотный текст. Папа, ты прямо сейчас будешь ее читать?

– Нет, у меня же день рождения: сейчас мы пойдем на пляж. Но я прочту ее. Непременно.

– Супер. Я тоже прочту до отъезда. – Роуан вышла из комнаты, прежде чем я успела возразить.

– Не волнуйся, пусть прочтет. Почему бы и нет, раз она здесь. Но какой потрясающий подарок! Сколько же сил ты в него вложила!

– Я сделала это для тебя. И вовсе он не потрясающий.

///////

Сумки Роуан были собраны, предстояло очередное грустное прощание, ведь мы знали, что теперь, возможно, не увидимся много месяцев. Я не осмеливалась спросить, как ей книга. Те два дня, что она провела за чтением, я старалась не попадаться ей на глаза. Мне хотелось, чтобы она оставила книгу и провела время с нами, но одновременно и не хотелось, чтобы она прекращала читать, ведь это могло бы означать, что «Чуть подсоленная ежевика» ей не понравилась. А теперь рукопись лежала на столе, снова перевязанная веревочкой. Неужели она уедет, так ничего и не сказав?

– Не знаю даже, что и сказать.

Какой кошмар, ей не понравилось. Слишком близко к реальности, слишком много воспоминаний о доме и, господи, откровенная сцена на пляже – я совсем про нее забыла!

– Это потрясающе, просто здорово, я и не знала, что ты можешь так писать.

– Так тебе кажется, вышло ничего?

– Вышло гораздо лучше, чем ничего! Знаешь, тебе обязательно нужно что-то с ней сделать.

– В каком смысле? Переплести?

– Нет. Вот глупая! Опубликовать.

///////

Почти весь прошлый год я провела в одиночестве: и моя сильная, цельная часть – женщина, которая прошла всю береговую тропу и не побоялась посмотреть в лицо будущему, и моя потерянная, запутавшаяся, напуганная часть – та, что скрывалась от мира в квартирке позади церкви. Материя и антиматерия встретились в вакууме. Написав последние слова и закрыв ноутбук, я вернулась на тропу, в волосах у меня играл ветер, а в воздухе висело почти осязаемое ощущение надежды. Безусловно, энергия в моей пустоте изменилась, и из этой энергии появилась книга. Теперь она лежала на столе, ощутимая, реальная, перевязанная веревочкой. В моем вакууме была создана масса. Нечто возникло из ничего. Но если частицам этой массы суждено дать о себе знать, им придется с чем-то взаимодействовать; чтобы их увидели, на них должен упасть свет.

12. Свет

– Определенно, результаты сканирования DaTscan показывают именно то, чего мы боялись. Посмотрите вот сюда и сюда, и вы увидите все наши проблемы.

Наш врач переехал в новый кабинет. Вместо парковки окна теперь выходили на большую иву, ее листья чуть шевелились, тревожа падающий на стол свет. Каждые