ранний вечер, я вышла из церкви, собираясь прогуляться до блокпоста в конце улицы – древней сторожевой башни, построенной на остром каменистом выступе, откуда хорошо видно устье реки. Но ровно в тот момент, когда я закрывала железную калитку, мимо проходила Джилл.

– Привет! Давно вас нигде не видела. Сейчас мне надо бежать, но завтра я собираю у себя симпатичную небольшую компанию. Придете?

– Я… Ну… Э… Хорошо.

///////

Стоя перед дверью почти незнакомой женщины с бутылкой вина в руке, я чувствовала, как бешено колотится мое сердце. Дышать было трудно, в глазах все расплывалось. Что я тут делаю? Я невольно взглянула между домов туда, где пассажирский паром, пыхтя, медленно входил в залив. Он вез местных жителей домой из аптеки и мясной лавки в Фоуи, а туристов – в чайные и из них. Я еще успею на этот паром; если прямо сейчас развернуться и побежать, то смогу сесть на него, и никто никогда не узнает, что я вообще постучалась в эту дверь. Но было уже слишком поздно: она распахнулась.

– Привет, заходите! Должна признаться, я вас не ждала! – Неужели я снова неправильно что-то поняла, и ее приглашение было лишь жестом вежливости? – Давайте я вас со всеми познакомлю. – Слишком поздно. Я уже вошла в дом.

Гостиная была полна народу. На высоких, смотрящих на север окнах висели тяжелые темные шторы, они были раздвинуты, но в углах все равно лежали темные тени. Люди сидели на диванах и в мягких креслах. Стояли группами с бокалами в руках и смеялись. Все эти люди чувствовали себя в компании приятно и расслабленно. Я же едва справлялась с паникой, пока Джилл представляла меня друзьям.

– Сара и Мэрион, это Рэй. Она живет с вами на одной улице, так что вы наверняка уже знакомы.

Мэрион, хрупкую старушку с белоснежными волосами, я действительно уже видела, а вот Сару, веселую энергичную женщину лет пятидесяти, никогда не встречала.

– Здравствуйте, вы у нас недавно? Я вас раньше не видела. – Сидя в кресле, Мэрион протянула мне руку, но не пожала, а только мягко подержала в своих прохладных пальцах.

– Вообще говоря, нет, я здесь уже довольно давно. – В солнечные дни я нередко видела Мэрион в ее садике, но всегда спешила пройти мимо, надеясь, что она не заговорит со мной.

– А это Саймон. – Спокойный улыбающийся мужчина лет шестидесяти. Было что-то особенное в его движениях, в том, как засветилось лицо Джилл, когда она назвала его имя…

– Здравствуйте. Значит, вы с Саймоном встречаетесь?

На секунду ее лицо приняло испуганное выражение, и она быстро огляделась.

– Нет, вовсе нет!

– Мы с Джилл близкие друзья. Мы уже много лет дружим, правда, Джилл? – Улыбнувшись, Саймон отошел. В этом отрицании тоже было что-то подозрительное…

С уверенностью человека, который точно знает свое место в компании, между нами ловко проскользнула Сара и тут же приступила к расспросам.

– Так кто же вы, почему я вас раньше не встречала, откуда вы переехали и чем вы таким занимаетесь, что вас никогда не видно?

Вот они, все те вопросы, которых я так боялась, причем в одном предложении. На тропе нам встречалось много людей, которые притягивали к себе поближе собаку, услышав, что я бездомная, или пинали меня и называли бродягой, когда я наклонялась поднять упавшие на землю монетки. Эти приветливые люди легко могли оказаться точно такими же. Обеспеченные, немолодые, уверенные в себе и своем положении в обществе, в деревне и в собственной жизни. Разве я могла отвечать на их вопросы, не боясь снова пережить то, что мы с Мотом регулярно испытывали на тропе? И ведь здесь я уже не смогу просто развернуться и уйти от них, как от случайных встречных: пока мы живем в этой деревне, я обречена с ними встречаться.

– Я… Мы… – нужные слова никак не находились. Я не могла сказать: «У меня был дом, место, которое я любила и в которое вложила всю жизнь, всю себя, но потом я его потеряла. А не видели вы меня как раз потому, что я пыталась избежать ваших расспросов. Избежать рассказа о себе». На зеленом бархатном диване, стоявшем почти вплотную к стене, сидели три человека. Одна моя знакомая девочка сейчас охотно забралась бы в щель за этим диваном и осталась бы сидеть там в темноте, чтобы только не отвечать ни на чьи вопросы. Комната плыла у меня перед глазами, и я мечтала спрятаться. Мот, как всегда, оказался прав: я вновь превратилась в ребенка. – Я переехала сюда из Уэльса вместе с мужем. Он учится в Плимутском университете, занятия у него в кампусе проекта «Эдем».

– А вы? Вы, наверное, ужасно заняты, иначе мы бы уже давно где-то познакомились.

Я занята тем, что прячусь. Что мучаюсь среди кирпича, шифера и бетона, когда на самом деле мне нужны зелень, ветер, вороны, взлетающие с высоких деревьев, и воробьи, препирающиеся в живой изгороди на солнце. Встреться мы на тропе, я бы рассказала вам, кто я, зачем я живу. Но не здесь, не в полной людей комнате, куда я с таким трудом заставила себя прийти, чтобы положить конец своему странному уединению. Чем я занимаюсь? А чем хотела бы заняться? Мне уже отказали в стольких местах, что в местной газете почти не осталось вакансий, на которые бы я не откликалась, и я практически перестала их искать. Но размышляя над вопросом Сары, я вдруг поняла, что знаю на него ответ – знаю интуитивно, как если бы я скрывала его сама от себя. Я представила себя в темной кухне на задворках церкви, пальцы лежат на гладкой клавиатуре ноутбука, я читаю медицинские исследования, ищу закономерности, изучаю чужие жизни. Эта картина подхватила меня, как восходящий поток воздуха подхватывает распростертые крылья чайки и несет ее, пока она не свернет и не полетит прочь от скал, в открытое море. Когда я наконец раскрыла рот, чтобы ответить, слова нашлись сами собой, причем неожиданные для меня.

– Я занималась кое-какими исследованиями, а теперь подумываю написать книгу.

– Вот это да! Джилл, – Сара заговорила громче. – Джилл, ты не говорила, что Рэй писательница!

Все в комнате обернулись и посмотрели в мой темный угол возле шторы. Проклятье. Проклятье, проклятье!

///////

Вдали от деревни, вечеринки и людей, на тропинке между двумя высокими живыми изгородями из боярышника, увешанного тяжелыми гроздьями спелых красных ягод, я прислонилась к поросшей травой и папоротником насыпи. Папоротники уже начали сворачиваться к осени. В этом году изгородь подстригли