В каждой культуре облеченные властью и богатые люди рассказывали истории, объясняющие, почему одни процветают, а другие нет, – рассказы об исключительности. Около пятисот лет назад британская аристократия была очень богата, обладала огромным политическим влиянием и определяла жизнь остальных. Их истории рассказывали о храбрости богатых аристократов, об их героизме на поле боя (в те времена богатые воевали сами) и об их искусстве в охоте на лис. Такие истории помогали объяснить, почему они жили в громадных поместьях, наслаждались изысканными блюдами, были завидными женихами, владели крепостными и слугами, которых нередко унижали ради удовлетворения своих желаний.

В Викторианскую эпоху богачи прибегали к теории выживания сильнейшего{174}, чтобы объяснить, почему одни люди добиваются успеха, а другие нет, почему одни культуры кажутся более развитыми, чем другие, и почему одни расы превосходят другие. Зажиточные англичане преуспели в своих теориях социального дарвинизма, объясняющих исключительность обществ и культур. Их культура самая развитая, а остальные – «дикие» или «примитивные», значительно отставшие в процессе нравственной и культурной эволюции.

Представления об исключительности{175} возникли давно, но существуют как средства объяснения, почему богатые и наделенные властью живут лучше остальных. Если бы я жил в начале XX в., то мог бы последовать примеру университетской элиты и вступил бы в American Breeders Association, которую возглавлял Дэвид Старр Джордан, президент Стэнфордского университета. Эта организация ставила своей целью выяснить «ценность хорошей наследственности и угрозу для общества со стороны плохой наследственности». Евгеника использовала тест IQ, чтобы доказать превосходство; называя людей с низким коэффициентом «идиотами» и «имбецилами», эта теория рассматривала их как угрозу для развития культуры. Основываясь на своем восприятии тестов IQ, видные сторонники евгеники выступали за стерилизацию «идиотов» и «имбецилов», чтобы защитить человеческий вид и общество.

В наше время в большинстве случаев люди уже не говорят о высших расах или примитивных культурах, но рассказы об исключительности по-прежнему живы и популярны. В моем исследовании взглядов выходцев из разных слоев общества на социальные иерархии я попросил участников указать, считают ли они, что у богатых и бедных имеются биологические отличия. Может, у богатых другой геном? Может, в любой культуре они отличаются особым темпераментом – то есть успешные люди всех культур имеют сходные биологические признаки? Может, дети богатых и бедных отличаются уже с момента рождения и успех в жизни предопределен? Если вы встречаете двух людей, богатого и бедного, и они одеты одинаково, узнаете ли вы, кто из них богач, а кто бедняк?

Я обнаружил, что богатые и влиятельные участники эксперимента чаще отвечали утвердительно на все эти вопросы. По их мнению, положение человека в обществе определяется генами – то есть основано на биологии.

Рассказы об исключительности имеют массу последствий. Люди, которые объясняют неравенство в обществе биологическими причинами, выступают за более строгое наказание преступников{176}. По мере того как растет благосостояние американского политика, ужесточаются его взгляды на то, как властям следует помогать нуждающимся, например 22 % детей, которые живут в семьях с доходом ниже официального уровня бедности (в 2013 г. это $23 250 годового дохода){177}. Представители из менее обеспеченных групп – женщины и афроамериканцы – реже занимаются научными дисциплинами{178} с преобладанием рассказов об исключительности, согласно которым для успеха в жизни необходим особый внутренний интеллект. В философии, где подобные взгляды получили широкое распространение, из числа имеющих докторскую степень женщины составляют только 31 %; в молекулярной и клеточной биологии, где эссенциализм довольно редок, число женщин с докторской степенью составляет 54 %. Рассказы об исключительности помогают объяснить невероятный рост выплат высшим руководителям компаний: такие термины, как «редкий талант» и «гений», использовались для оправдания огромных зарплат в десятки и даже сотни миллионов долларов в год, тогда как факты не подтверждают какого-либо влияния этих руководителей на эффективность организации{179}.

Исключительный талант, необыкновенные способности и хорошие гены якобы определяют соотношение имущих и неимущих в обществе. Они помогают оправдать социальную иерархию и распределение власти и богатства на основе происхождения, места рождения или социального класса. Рассказы об исключительности дают простые объяснения неравенству, без учета сложных природных, исторических, политических и экономических процессов, которые приводят к неравномерному распределению богатства. И они явно приятнее, чем рассказы о недостатке сострадания, импульсивном поведении, невежливости и неэтичных поступках власть имущих. Такие злоупотребления властью можно продемонстрировать в лаборатории – в отличие от генетических преимуществ успешных людей перед теми, кто не поднялся к вершинам власти.

Злоупотребление властью является основой парадокса власти и многих проблем социальной жизни. Когда мы теряем представление о том, что чувствуют другие, нарушаем этические нормы при выражении своих желаний, грубо обращаемся с людьми и рассказываем унижающие других истории, это значит, что мы, скорее всего, поддались парадоксу власти и позволяем абсолютной власти подрывать наше стремление изменить мир. Абсолютная власть действительно развращает.

К счастью, существуют тревожные признаки того, что мы попали в ловушку парадокса власти. Когда мы злоупотребляем властью, другие люди испытывают стресс, тревогу и стыд – признаки бессилия. Невнимание к этим признакам лишь усугубит тенденцию злоупотребления властью – например флирт станет еще более неуместным, насмешки – еще более агрессивными{180}. И наоборот, заметив эти тревожные признаки, мы можем преодолеть парадокс власти. Фокусируя внимание на признаках беспомощности у других{181}, мы используем свои способности к эмпатии, состраданию и щедрости – те самые практики, которые позволяют избежать парадокса власти и сохранить власть.