Можно возразить, что все дело в разной силе воздействия разных историй – возможно, у более сильных и уверенных в себе людей жизнь ярче, и в результате их истории получаются более вдохновляющими и возвышающими. Вовсе нет. Мои сотрудники проанализировали рассказы и не выявили никакой разницы. Логичнее сделать другой вывод: те, кто ощущает свою власть, больше вдохновляются собственным опытом, чем чужим. Смещение фокуса внимания, которое сопровождает власть, от других к себе делает нас равнодушными к вдохновляющим поступкам других людей.

Ущерб от недостатка эмпатии и ослабления нравственного чувства значителен. Мы утрачиваем энтузиазм, который ведет к альтруизму и сотрудничеству, необходимым для сохранения власти. Не обладающие властью, скорее всего, обнаружат, что более сильные не обращают внимания на их нужды (источник стресса, сопровождающий состояние беспомощности, которое мы рассмотрим в следующей главе). Это разрушительное влияние власти{155} истощает, возможно, самые сильные и надежные источники счастья и смысла жизни: эмпатию, сострадание, благодарность и возвышение, а также альтруистические действия, на которые они вдохновляют. Ощущение власти направляет наше внимание на собственные желания и интересы, тем самым действуя нам во вред. И в полном согласии с афоризмом лорда Актона, это ослабление нравственного чувства становится причиной череды открытых злоупотреблений властью.

Я впервые столкнулся с динамическим соотношением между вниманием к себе и к другим в самом начале своих исследований злоупотребления властью{156}. Я изучал травмы мозга, которые приводили к так называемой «приобретенной социопатии». Люди становились социопатами в результате несчастного случая – автомобильной аварии, падения с велосипеда или с крыши, – когда у них повреждались фронтальные доли коры головного мозга, от которых зависит наша способность сострадать и ставить себя на место других. Такие травмы превращали честных и добрых людей в типичных социопатов, подверженных эгоистичным импульсам{157}. Они флиртовали с незнакомцами в присутствии супругов, говорили непристойности собственным детям, крали в магазинах, транжирили деньги, занимались сексом в общественных местах. Углубившись в анализ злоупотребления властью, я пришел к убеждению, что ощущение собственной власти и привилегий сродни повреждению мозга – оно толкает нас на эгоистичное, импульсивное поведение (принцип № 14).

Сначала я исследовал влияние власти на то, как мы едим{158}. Я сформировал группы из трех студентов старших курсов одного пола. Случайным образом один из трех назначался руководителем группы, и ему вменялось в обязанность выставлять оценки остальным в зависимости от качества их работы; эти оценки влияли на шансы получить денежный приз. После распределения обязанностей группы приступали к работе – они разрабатывали для Университета Висконсина политику по учебным и социальным вопросам. Все вместе они обращались к разнообразным источникам информации, изучали факты, цифры и прецеденты и предлагали рекомендации по таким вопросам, как списывание, обязательные тесты на старшем курсе, употребление алкоголя в кампусе, финансирование религиозных групп.

Через полчаса после начала работы в комнату входил экспериментатор и ставил на стол, за которым работала группа, тарелку с пятью аппетитными печеньями с шоколадной крошкой. На тарелке было пять печений, а не четыре, потому что правила вежливости не позволяют брать последнюю порцию еды. (Когда во время вечеринки с коктейлями передается блюдо с закусками, на нем обычно остается одна порция, которая возвращается на кухню.) Таким образом, один из участников эксперимента мог взять второе печенье. Облеченные властью студенты делали это в два раза чаще остальных. Власть распределялась в случайном порядке, а не благодаря таланту, вкладу в общее дело, званию или старшинству, но руководители группы чувствовали себя вправе увеличить свою долю.

Процесс еды предполагает тонкий баланс между эгоистичным импульсом и вниманием к другим людям: рефлекторное жевание, открывание и закрывание рта и выделение слюны ограничиваются правилами хорошего тона, которые предписывают не жевать с закрытым ртом и не откусывать огромные куски. Учитывая все это, моя исследовательская команда несколько месяцев анализировала видеозаписи, запечатлевшие, как участники эксперимента едят печенье; мы обращали внимание на следующие признаки импульсивного поведения:

– насколько широко открывался рот;

– сколько раз испытуемый причмокивал губами или облизывал губы;

– количество крошек, выпавших изо рта.

Результат получился более чем очевидным: участники эксперимента, облеченные властью, шире открывали рот, чаще причмокивали губами и чаще роняли крошки печенья на свитер, по всей видимости не обращая внимания на то, что о них могут подумать окружающие.

Отталкиваясь от этого результата, мы провели дополнительные исследования, показавшие, что власть способствует разного рода импульсивному поведению. Например, секс, подобно еде, требует тонкого баланса между стремлением удовлетворить свои желания и интересами других. Широкомасштабные исследования с выборками, представлявшими всю страну, подтвердили, что особо склонными к выражению своих сексуальных желаний оказываются люди более состоятельные, образованные и влиятельные{159}.

Дети из высших слоев общества чаще играют в сексуальные игры.

Молодые женщины из высших слоев общества чаще мастурбируют.

Молодые люди из высших слоев общества чаще экспериментируют с нетрадиционными формами сексуального поведения – оральным и анальным сексом.

Люди из высших слоев общества в возрасте от 25 до 50 лет чаще занимаются сексом.

Во многих отношениях это приемлемые формы внешнего проявления желаний, для которых подготавливает почву ощущение власти. Но абсолютная власть может подтолкнуть людей к выражению сексуальных желаний в форме, неприемлемой для других, например супружеской неверности. По оценкам исследователей, от 25 до 40 % мужчин и от 20 до 25 % женщин имеют внебрачные связи, состоя в браке. Эти удовольствия являются основной причиной разводов, которые в настоящее время считаются одним из пяти главных факторов риска, способствующих появлению эмоциональных и социальных проблем у детей, а также трудностей с обучением.