сноровкой горца, коротконогий Орге морщился, пыхтел и часто застревал у трещин: сил, чтобы их перепрыгнуть, маленькому гному пока не хватало. Туман был непрогляден. Изредка отыскивались тропки, впадины, ложбины, осыпи. Застывшая в незапамятное время лава под дождём блестела, словно смазанная жиром. Заночевать на склоне горы было бы безумием.

На одном из таких крутых откосов Жуга потерял колчан. Нога в тяжёлом сапоге соскользнула, привязанный к мешку топор потянул назад, колчан зацепился за выступ скалы и опрокинулся. Держась одной рукой, Жуга растопырил пальцы, взмахнул свободной рукой в надежде поймать, не ухватил и лишь успел увидеть, как стрелы, кувыркаясь, канули в туман. Он помедлил, снял с шеи ремень и без сожалений швырнул вниз пустой кожаный цилиндр. Лишний груз был здесь опасен.

Уже темнело, когда они взобрались на самую вершину. Это была ровная, почти круглая площадка, пересыпанная щебнем, камнями, серыми кусками пемзы и туфа. Кое-где белели пятна снега, чудом не размытые дождём, в изломах рухнувшей скалы прослойками блестели шпат и слюда. Жерло потухшего вулкана образовало три отдельных кратера, размером каждый с двухэтажный дом.

– Который?

– Этот, – Орге указал на тот, что ближе к западу.

Жуга сбросил с плеч мешок и принялся разматывать верёвку. Хансен с интересом осматривался вокруг.

– А ничего вид отсюда, – заметил он. – Жаль, что туман. Стены от ветра закрывают, кратеры не дают проходы завалить… Ты уверен, что нам нужно лезть туда?

– Уверен, – Орге ухватился за другой конец верёвки и принялся помогать. – Если присмотреться, там видны следы. Ашедук мне рассказывал, через какую дырку надо лезть.

– Послушай, Орге, – слегка запинаясь, сказал Жуга. – Почему ты всё-таки с ним не пошёл?

– Не в моих привычках предавать друзей, – сердито зыркнул тот на травника с вершины маленького кратера. С мотком верёвки гном напоминал диковинного трубочиста, собравшегося прочистить вулкан. – Ну-ка, помоги.

– Ну, что, – многозначительно взглянул на травника Хансен, – ты всё ещё думаешь, что им нельзя доверять?

Жуга не смог ответить, лишь покраснел и молча стал карабкаться, чувствуя, что ему преподали очередной урок.

Они закрепили верёвку за большой валун и перебросили другой конец через край отверстия. Двараг подёргал за неё, проверяя на прочность, и первый полез вниз. Из чёрной глубины тянуло влагой и теплом. Некоторое время гном шуршал и ругался в темноте, потом из глубины провала донеслось негромкое: «Спускайтесь, здесь ступеньки». Травник сбросил в отверстие оба мешка и полез следом. К тому времени, когда спускавшийся последним Хансен ощутил под ногами ровный камень площадки, Орге и Жуга уже успели осмотреться. Узкое отверстие кратера давало достаточно света, но снаружи быстро темнело. Однако и этого хватало, чтобы разглядеть бугристые неровные стены, россыпь камешков и стёртые уступы старой лестницы, давно утратившие всяческое сходство с таковой. Царила тишина. Вулкан потух, должно быть, сотни лет тому назад. Не чувствовалось ни запаха серы, ни жара. Камень под ногами казался непоколебимо прочным, лава – старой и потрескавшейся.

Верёвку оставили.

Подобрав поклажу, путники направились в глубь горы. Наступила ночь. Ещё в хижине Жуга перетопил на свечки всё свиное сало, использовав на фитильки остатки дратвы. На всякий случай прихватил и жирник, найденный в хижине. Огонёк чадил и трепетал. Край лестницы обрывался в бездну меньше чем в двух шагах от стены. Смотреть в темноту не хотелось.

Казавшийся бесконечным спуск закончился в огромном зале, очертания которого скрывала темнота. Все трое так устали, что буквально валились с ног. Жуга прошёлся вдоль стены, угрюмо созерцая череду входных отверстий – старая гора была источена, как трухлявое дерево. Хансен нерешительно покосился на мешки.

– Заночуем прямо здесь или поищем место получше?

– Везде одинаково, – гном сплюнул. – Разве на глубине чуть теплей. Тащите одеяла.

Жуга насчитал восемь проходов, после чего остановился и вернулся.

– Если Ашедук ушёл туда, – сказал он, – то нам его не отыскать.

– Не впадай в панику, – гном стащил башмаки и разминал уставшие ступни. – На верхних горизонтах разветвлений особенно много. Это чтобы не бродили чужаки. Опять же, стражу выставлять не надо.

Жуга с сомнением покосился в сторону туннелей.

– Однако так и в самом деле затеряться недолго. Не хотелось бы соваться туда наобум. Ты в самом деле сумеешь отыскать дорогу?

– Не беспокойся. Я вас выведу, если меня, конечно, не прихлопнут.

– А если прихлопнут? – угрюмо спросил Хансен. – Что нам тогда делать?

Орге смерил его пристальным взглядом, прикрывшись от огонька свечи. В кромешной тьме расширившиеся зрачки дварага казались двумя тёмными провалами.

– Значит, у вас теперь есть повод прикрывать мне спину, – наконец сказал он. – Что делать? Оставляйте метки: делайте следы, коптите стену… Что угодно делайте, лишь бы запомнить путь. Воспользуйтесь своим уменьем наконец, волшебники несчастные. Как рты кому затыкать, так первые.

Хансен потупился. Ничего не ответил.

Они распаковали провизию и в молчании перекусили вяленой бараниной и сваренной загодя, теперь уже холодной кашей, после чего стали укладываться на ночлег.

* * *

– Он был душой нашего отряда. Основой. Фундаментом. Я тогда не понимал, я думал о другом. Но остальные были не в счёт: Орге был проводником, а я, ну просто… Просто шёл. Я только сейчас понимаю, что он значил для меня. Это как рука или нога – не очень-то их замечаешь, когда они есть. И ты… И только ты со мной теперь. Наверное, ты не понимаешь меня. Не знаю, откуда он брал силы, чтоб смеяться. Ёрничал. Грустил. И всякий раз поддерживал меня, когда мне было худо, думал за меня, не спал, когда мне не спалось. Зачем – не знаю. Он обещал стать моим учителем, но я никогда не замечал, как он меня учил. А он меня учил всё время, постоянно. Вильям когда-то говорил: бумага стерпит. Был прав, наверное, дурацкий рифмоплёт. Бумага стерпит, да, бумага всё запомнит. А как мне вспомнить то, что он мне говорил?

Три дня мы шарахались по этим чёртовым подземным лабиринтам. Все свечки догорели. Кончилась еда. А мы всё шли и шли… Ах, Олле, Олле, маленький подлец! Я долго думал, что означает его ответ, что следующую ночь мы встретим в темноте. Ну да, а где ж ещё? – подумал я, ведь глупо ожидать чего-нибудь другого. Но как я мог забыть, что все его ответы на деле означали не то, что мы в них слышали! Совсем не то… Ты слушаешь меня? Скажи что-нибудь!

Ведь ты же слушаешь?

Ответь…

* * *

– Эй, кто здесь? Жуга, ты, что ли?

– Я.

Зашуршало одеяло. Хансен сел и вытаращился в темноту.

В тесном закутке, где этой ночью троица