Меры, принятые Керенским против партии конституционных демократов, также следовали ленинской схеме. Правда, Милюкова, бежавшего в Крым, он арестовать не мог, зато распорядился закрыть «Речь» вместе с другими буржуазно-демократическими и либеральными печатными органами и преследовал членов кадетского ЦК под тем предлогом, что они желали «корниловского мятежа» и способствовали ему. О предупредительной услужливости Керенского свидетельствовали шаги, не значившиеся в ленинском перечне, но гарантировавшие большевикам возможность спокойно наращивать силы. Так, законы о преследовании июльских повстанцев на практике перестали применяться и, вопреки их первоначальной цели, обратились против офицеров и генералов, отличившихся при усмирении повстанческого движения. Командующему Петроградским военным округом, устранения которого большевики требовали с июля с транспарантами «Смерть палачам Переверзеву и Половцову!», поручили отвести войска Крымова на родину и 16 сентября — вместе с Никитиным и другими врагами большевистского марша на демократические институты — посадили в поезд на юг, запретив возвращаться[3101]. Наконец, в решении земельного и других социальных вопросов близость Керенского к позиции Ленина не исключала создания совместного правительства. Только в вопросе о мире ленинцы, пытаясь повлиять на Керенского, сначала по-прежнему натыкались на глухую стену — и это было для них достаточной причиной всеми доступными средствами стараться лишить его власти.

Удивительное совпадение между тайными требованиями, переданными Лениным товарищам, и их явным исполнением Керенским говорит о скрытом общении между Керенским и большевиками, которое после июльского восстания заподозрили внимательные наблюдатели, включая командующего Петроградским военным округом Половцова. Это предположение подкрепляется и биографическими деталями, среди которых исчезновение Керенского из столицы к началу большевистских восстаний в июле и октябре 1917 г. — только самая бросающаяся в глаза, но не единственная. Несомненно, Керенский своей неоправданной и, даже если принять во внимание недоразумения и страх, по меньшей мере перегибающей палку борьбой с Корниловым (как юрист он должен был понимать, что тот не изменник и не мятежник; измена и путч выглядели бы иначе и, будь на то воля Ставки, привели бы к успеху) расчистил Ленину дорогу к власти. И меньшевики-интернационалисты, выступавшие в ликвидации «корниловщины» плечом к плечу с Лениным (возможно, по желанию немцев), позже признали, что этой кампанией «готовился окончательный т р и у м ф б о л ь ш е в и к о в [разрядка в тексте. — Е. И. Ф.]»[3102].

С 23 августа н. ст. до «конца сентября»[3104] Ленин находился в Гельсингфорсе в самом надежном месте города — квартире полицмейстера Густава Ровио[3105], из которой лишь в особо опасных ситуациях ненадолго перебирался к другому финскому товарищу. В начале апреля 1917 г. Ровио, финского социал-демократа с хорошими связями в братской русской партии, городские рабочие организации выбрали начальником милиции, а генерал-губернатор и Сенат официально утвердили помощником полицмейстера Гельсингфорса фон Шрадера. Когда тот ушел из полиции вследствие усиливающихся нападок, Ровио один остался на должности, которую занимал до января 1918 г. Ровио и его однопартийцы, в том числе Карл Харальд Вийк[3106], располагали хорошими техническими возможностями и каналами связи с Петроградом и Стокгольмом, которые они предоставили в распоряжение Ленина. Через Ровио Ленин поддерживал «постоянную связь с ЦК РСДРП(б)», а через Вийка «с Заграничным представительством ЦК РСДРП(б)», т. е. Ганецким, Радеком и Воровским в Стокгольме[3107]. В доме Ровио Ленин принимал товарищей и родных. К известным посетителям относятся латышский большевик И. Т. Смилга и старый друг Ленина А. В. Шотман. С обоими он обсуждал текущие партийные дела. Смилга, после большевистской апрельской конференции ставший членом ЦК, служил Ленину связным с русскими партийными организациями в Финляндии и по его заданию агитировал солдат местных гарнизонов и матросов Балтийского флота за скорое восстание. Через Смилгу Ленин также контактировал с представителем местного комитета большевиков Б. А. Жемчужиным, узнавая от него о настроении матросов, соотношении сил между Советом и Центральной организацией Балтийского флота (Центробалтом) и «возможностях, которыми располагают балтийцы в предстоящих боях за революцию»[3108]. Последствиями руководства Ленина и агитации его местных товарищей стали, с одной стороны, рост насилия подчиненных над начальством как на Балтийском флоте, так и в гарнизонах на финской территории[3109], а с другой стороны, подготовка восстания в Финляндии, призванного сопутствовать перевороту в России.