думать не хочу о том, что испытывает эльф, подвешенный за запястье. Больно, наверняка. Если уж даже Нельо кричит… Я был уверен, он этого не умеет делать.

Карнистир замолчал, сжимая челюсти.

— Мы — власть, Кано, — тихо произнес Морифинвэ, смотря в сторону, — на наших руках и клинках много крови, и убивали мы не только мечом, но и приказом. Но то были какие-то безликие фигуры, нам до них дела не было, а теперь… Неважно, я не об этом хотел говорить. Я тоже не сразу понял всё. Только когда заметил, что наш брат с волосами цвета белого серебра что-то притих. И его вечный сообщник тоже. Мне пришлось прервать плодотворное сотрудничество с Амбаруссар, полностью доверить им строительство дворца и, взяв лишь самых верных, пойти на разведку самому. И, знаешь, что случилось? Оказалось, наш сердобольный Шустрик решил избавить любимого брата от страданий и послал небольшой отряд убить его. На привале эти бедолаги так громко ругались, что вычислить их не составило труда. Кричали много что. Но один пассаж подтвердил мои доводы, и я именем наместника отправил несчастных убийц домой.

— Что за доводы? Говори, раз начал…

— Всё просто. Добро и зло. Их меряют красотой. Отец сжёг корабли, и от огня повалил чёрный дым, завоняло гарью — это некрасиво. Отец — зло. Небо на севере над землями Моргота сияло светом Сильмарилей — это красиво. Моргот — добро. Понимаешь, о чём я?

— Не знаю, Морьо, — вздохнул Макалаурэ.

— Ты такой же, как все, — разочарованно заключил Морифинвэ. И продолжил: — Не знаю, что сделал с Морготом Нельо… Могу догадаться только. Однако наш брат заставил эту тварь выдать себя. Дорогой ценой, не спорю. Но, Кано, это стоило того! Если раньше в бедах Средиземья были виноваты орки и волколаки, то теперь Моргот, заставляя напоказ страдать Нельо, всем дал понять, что зло здесь именно он! Не орки, не волколаки, не мы. Он! Моргот! Никогда ни одно «добро» не поступит так жестоко, понимаешь?

— Кто бы говорил…

— Кано! Есть разница. Мы шли в бой со всеобщим врагом! Все, даже сами Валар, признали Моргота врагом! А Тэлери повели себя, как его прихвостни, мешая справедливой войне! Здесь всё иначе. В Средиземье Моргот никогда не был безусловным добром и авторитетом. Здесь с ним всегда кто-то воевал за свободу, и присягавшие «северному чудиле» на верность становились ненавистными презренными предателями для своих собратьев. Моргот из кожи вон лез, чтобы доказать всем, что он добро, что с ним выгодно жить на одной земле и работать на него. И как отчаянно владыка защищал свои границы и сокровища! Убил всех вражеских вождей! А кого не убил, захватил в позорный плен. Но что-то пошло не по плану, и у всесредиземского добра сдали нервы. Кано, прежде, чем начать со мной пререкаться, скажи — кто встанет на сторону Моргота после того, что он сделал? Подожди! Я о добровольцах. Армия рабов — не самое верное войско. Кто станет по своей воле сражаться на стороне такого владыки? Уж точно не эльфы. И, Кано, подожди! Если там, на горе будет висеть труп, Моргот снова станет добром.

— Тебе что, доставляет удовольствие понимание, что твой брат мучается под пытками?!

Морифинвэ, всё ещё смотря в сторону, пшикнул.

— Ладно! — Макалаурэ вскипел. — Если тебе плевать на Нельо, подумай о нас! О себе в конце концов! Нас станут презирать!

— Не станут, — Морифинвэ налил себе вина, — открыто нас не осудят, ибо тот, кто это сделает, должен будет возглавить спасение короля из лап зла. Никто, Кано, никто не осмелится. Поверь.

***

— Он мне угрожал, представляешь? — Туркафинвэ привычно разминал ногу, хотя перелом давно уже зажил, и побелели шрамы. Но, нервничая, Нолдо снова начинал тереть место травмы. Не замечая этого.

Куруфинвэ поднял глаза от карты месторождений полезных ископаемых, найденных за последние три сотни дней. Ожидая совсем иных вестей, но понимая, что искреннего сочувствия не будет всё равно, причём заслуженно, как два языка пламени похожий внешне на великого отца эльф отложил свитки. И подавил тяжёлый вздох. Тьелпе…

— Да что он тебе сделает? — устало отмахнулся Куруфинвэ, отводя взгляд.

— Он обещал меня отравить, если я ещё раз попробую послать к Руссандолу убийц.

Курво рассмеялся, хотя глаза остались печальными.

— Не смешно, брат, — Туркафинвэ начал ходить туда-сюда вдоль стола, всё ускоряя шаг. — Надо уехать на охоту. Мне необходимо развеяться. И тебе. Ты знаешь, что этот полоумный пообещал Макалаурэ?

Взгляд Курво не изменился.

— Тебе плевать, ясно.

Беловолосый эльф стал крутить в руках короткие тонкие кинжалы. Лезвия засверкали молниями в алом свете свечей.

«Морифинвэ молодец, — думал Туркафинвэ, смотря на брата с плохо скрываемым презрением, — отправил моих верных от имени наместника на поиски подмоги в войне с Морготом и освобождении Руссандола, наобещал грядущих побед, а по факту оставил меня без военной поддержки. Гениально! И, главное, все довольны! Кроме меня».

— Собирайся на охоту! — скомандовал Тьелко. — Хуан давно не гулял далеко в лесах. Да и мы… Засиделись.

— В лесу тебя некому травить, — усмехнулся Куруфинвэ, вставая из-за стола и разминая руки. — Я так понимаю, мы уйдём надолго.

Туркафинвэ не ответил, но и так было ясно, что в город, названный в честь величайшего из Нолдор, он не станет спешить возвращаться.

Наугад во тьме

Бесконечные коридоры подземных пещер постепенно становились настолько привычными, что уже не вызывали ни удивления, ни восхищения, ни интереса, ни злобы. Начинало казаться, будто другой жизни вовсе не было, только тьма, петляния без каких-либо ориентиров наугад и постоянно досаждающее понимание, что вечно так продолжаться не может, и рано или поздно затянувшееся путешествие закончится. Только чем…

Огонь костра горел ровно, не искрил, не дымил, пламя ползало по углям, не поднимаясь выше, чем на ладонь, его языки отражались танцующими звёздочками в оскаленном зелёными клыками-кристаллами кварце в руке эльфа.

Подняв глаза на чертящего на своде пещеры схему пройденного пути Дуилино, Тьелпе случайно встретился взглядом с единственным оставшимся с ним собратом и сразу отвернулся, чтобы не видеть осуждения или насмешки, хотя ни того, ни другого не было. Эльф вообще в последнее время очень мало говорил и совсем не выражал эмоций. Внуку Феанаро всё больше казалось,