Запылал костёр. Единственный на всю компанию котелок оставили в землянке – надо было в чём-то готовить отвар для раненого гнома. Арне размочил в кожаном ведре полоски мяса и теперь поджаривал их на раскалённом плоском камне. Камень уже дважды треснул. Дрова дымили, парились, стреляли искрами. Из дырочек, проточенных в колоде червячками и личинками, толчками пузырилась пена. После нескольких с трудом проглоченных кусков аппетит у всех троих пропал. Распаковали спальные меха. Яльмар разомлел от близости огня и теперь лениво наблюдал за тем, как Тил снимает башмаки.

Яльмар никогда не видел, что за ноги у эльфёнка: предложенные Сакнусом меховые сапоги тот отказался взять. Яльмар ожидал увидеть что угодно – копыто, перепонки между пальцами или вообще шесть пальцев на ноге, но ноги у мальчишки оказались самые обычные, быть может, чуть поуже, нежели у прочих. Норвег задумчиво поднял голову, натолкнулся на пристальный взгляд чёрных глаз и торопливо отвёл взгляд.

Молчание действовало на варяга уже совсем нехорошо – Яльмар нервничал. Хотелось встать и отойти, побыть с собой наедине, подумать. Это было странно. Теперь варяг понимал, зачем Жуга всё время уходил от шумных сборищ. «Один и Фрея, – подумал он, – я становлюсь таким же, как он. Думаю, наверное, много. Скоро тоже с ума свихнусь». Он встал, стараясь не глядеть в глаза мальчишкам, глухо буркнул в бороду: «Пройдусь», скорее, для себя, чем для них, и медленно направился вдоль берега – подумать, справить малую нужду, побыть наедине. Дракошка поднял голову, меланхолично проводил его взглядом, медленно зевнул и снова положил её на скрещенные лапы. Крылья острыми кожистыми складками торчали в стороны.

Осторожно, стараясь не наступать на скользкие камни, Яльмар перебрался через низкий длинный холм и здесь, в ложбине совершил свои нужды. Морские волны плескались возле самых ног, пологий берег был покрыт сплошной ледовой коркой. Варяг немного отошёл назад, набрал пригоршню снега и растёр лицо. Стряхнул с ладоней стаявшую влагу и долго стоял у кромки воды, глядя на уснувший океан. Горбушка матовой луны купалась в сизых облаках.

– Яльмар.

Тот вздрогнул и обернулся.

Эльфийские шаги были неслышны и легки, немудрено, что викинг не услышал Телли, пока тот не подошёл к нему вплотную.

– Чего тебе? – немного раздражённо и поэтому громче обычного спросил норвег и закашлялся.

Мальчишка медлил с ответом, ожидая, пока кашель смолкнет. Его тонкие белые волосы резко выделялись в темноте. Неверный серебристый свет луны подчёркивал кошачьи скулы, мелким отблеском кружил в его глазах. Варяг моргнул. Взгляд эльфа завораживал и вместе с тем пугал: невозможно было распознать – узки зрачки в его глазах, расширены или их там нет вообще.

– Ты зря меня боишься, – сказал Телли. – Я тебе не враг.

– Я? Боюсь? – расхохотался Яльмар. – С чего ты взял?

Сердце его, однако, частило.

– Страх в глубине тебя, – ответил Тил. – Он ищет любую причину, чтобы вырваться. Сейчас его причина – я. Ты сам так хочешь. А я не хочу, чтобы со мной был тот, кто мне не доверяет.

– А почему я должен тебе доверять? – опять немного резко возразил варяг. – Ты втянул всех нас в эту дурацкую историю, ты и твой дракон. Это по твоей милости мы сейчас идём неизвестно куда! Скажешь, я не прав?

– Нет. Не скажу.

Вновь воцарилась тишина.

Общаясь с Телли, Яльмар чувствовал себя странно. Словами он не смог бы объяснить, в чём заключалась эта странность, но сравнения, которые шли ему на ум, заставляли холодеть и гнали по спине мурашки. Как будто ты нанёс врагу удар, а у того из раны хлещет вовсе даже не кровь, а самая обычная вода. Или не вода, а скажем… скажем, пиво. Или ничего не льётся вовсе. А враг при этом не дёргается, не хрипит, не бьётся в смертных корчах, а спокойно улыбается и снова поднимает меч, как тролль или берсерк. Да, как берсерк, в экстазе боя забывший, что такое боль и смерть, и с пеной на губах смеющийся в лицо врагу… Впрочем, в глубине души Яльмар чувствовал, что Тил из тех противников, для коих меч – не самая ужасная угроза.

Внезапно Яльмар понял, что эльфёнок прав. Он никогда не понимал берсерков, божественное бешенство обходило его стороной. Страшила непонятность, неизвестность, невозможность объяснить. «Дайте мне цель, – всегда говорил он себе, – и уж я до неё доберусь». А что делать, если есть одно движение без цели, ожиданье без конца, игра, в которой непонятно, за кого играть и как?

И не играть уже нельзя.

– Мне кажется, ты понимаешь, – словно прочтя его мысли, вдруг заговорил Телли. – Тебя пугают не опасность и не я. Тебя пугает неизвестность.

– Почему он тебе помогает? – спросил варяг. Голос его хрипел.

Тил убрал с глаз прядь волос. Взглянул варягу в глаза.

– А почему помогаешь мне ты?

– Я?

– Ты, ты. Ведь я не тянул тебя, ты сам вызвался идти.

Яльмар не нашёлся, что на это ответить. Остервенело поскрёб в бороде. Тил невозмутимо уселся на камень, подобрал ноги под себя. Яльмар только сейчас заметил, что мальчишка бос, и теперь не мог оторвать взгляда от его ступней. Было холодно. По-настоящему холодно.

– Ну, я не знаю… – нерешительно промямлил он, кляня себя за эту нерешительность. – Мне казалось, кто-то должен идти с вами. Потому что Жуга и этот… Я не могу помочь больному дварфу. А идти на ферму – с этим справится и Вильям. Надеюсь, что справится.

– Ты говоришь, что по моей вине ты сделался несвободен, – сказал Тил. – Но свобода есть и бесполезность тоже. Свободный дом – ничейный дом, кто захочет, тот в нём и поселится. А ты ведь не умеешь и не хочешь быть бесполезным. Не так ли, а, Яльмар Эльдьяурссон? Это ведь ваша, людская черта – помогать друзьям, а иногда и недругам, за просто так.

Варяг молчал, слегка ошеломлённый поворотом в разговоре.

– А кроме того, – безжалостно продолжил маленький эльф, – ты наверняка хотел ещё и посмотреть, не выкину ли я какое-нибудь коленце. – Он усмехнулся, заметив, как Яльмар закряхтел и отвёл взгляд. – Хотел, хотел. Брось, Яльмар. Мир не делится только на друзей и врагов, на чёрное и белое. Всегда есть сумерки, полутона и свет, который мы не видим… то есть вы не видите. Незачем винить меня во всех бедах, ведь это очень просто – обвинить другого. Мы все упали в одну яму, и теперь нам надо сообща оттуда выбираться. Мы расстанемся, когда наступит срок, я обещаю, но сейчас я хочу сказать спасибо за то, что ты