Эскифьордюр. Жуга, как ни пытался, не смог это выговорить. А норвежцы невозмутимо сыпали названиями, рассуждая, где в это время года удобнее встать, и вскоре у травника голова пошла кругом от всех этих «Сейдисфьордюр», «Нескейпстадюр», «Кнаппаведлир», «Рейвархёбн» и «Брюнхоульскиркья». В итоге мореходы приютились в большом доме на ферме у очередного Яльмарова родича по имени Сакнус. Это был ещё не старый жилистый мужчина, носатый, рукастый, долговязый как весло и совершенно не похожий на Яльмара, но встретивший его весьма радушно. Дерево удалось сбыть исключительно удачно – как нарочно два-три окрестных фермера вовремя не подсуетились летом с починкой жилья и теперь устроили свалку, перебивая друг у друга подвернувшийся товар. Часть брёвен с удовольствием приобрёл Сакнус, а ещё часть Яльмар придержал на всякий случай. По поводу удачных сделок было сварено и выпито много пива, спето много песен и принесена в жертву Тору старая тощая лошадь. В итоге Жуга не сразу раскачал варяга на поиски. К тому же, все расспросы о таинственном Драконовом Ключе не дали ничего, и лишь на шестой день кого-то из домашних Сакнуса вдруг осенило, что это может быть большой горячий гейзер, который бьёт, не замерзая, на плато Хейкадалюр. Далее выяснилось, что гейзеров там множество, но лишь один, самый большой, так и называется – «Гейсир».

Теперь Жуга и Тил были совершенно уверены, что речь в предсказании канатоходца шла именно о нём. Дело было за малым – отправиться в путь. Но тут, как назло, к концу недели мореходов внезапно подкосили кашель и простуда. Слегли почти все. Телли и обоих гномов болезнь не тронула, но из экипажа кнорра на ногах остались только Яльмар, Хансен и сам травник. Жуга ходил по дому мрачный, грыз чеснок, поил больных отваром трав и разведённым уксусом, но помогало это мало. Излечились только Хельг и, как ни странно, Вильям. А ещё через день Тил, не менее угрюмый, чем сам травник, сообщил ему, что шкура у дракона стала роговеть в тепле ещё быстрее и почти совсем заскорузла. Так Рик мог и вовсе никогда не полететь.

Поразмыслив, Телли и Жуга решили более не медлить и выходить в поход на днях. О том, чтобы взять кнорр, и речи не было, добираться решили по суше. Яльмар заявил, что они оба наверняка сумасшедшие, и тотчас вызвался идти с ними, поскольку им требуется постоянный присмотр. Спорить с ним никто не стал, и все трое стали собираться в дорогу. Оба гнома с Хансеном в придачу тоже не захотели оставаться. Жуга не стал их отговаривать – их помощь могла пригодиться. Последним к походу в качестве проводника присоединился младший сын фермера – четырнадцатилетний любознательный мальчишка по имени Арне. Парень напросился сам, отец его сперва артачился, но после, заручившись словом Яльмара, махнул рукой и согласился. Видимо, к подобным чудачествам сына он давно привык.

– Всё равно дома не усидит, – сказал он. – Потом, надо же ему когда-нибудь взрослеть!

Именно тогда он и принёс в жертву Тору ту лошадь, и через день отрядец вышел в путь. Сакнус неожиданно расщедрился и дал им с со- бой в дорогу пару низкорослых вьючных лошадок мышастой масти с белой гривой, смирных и, как показали следующие дни, очень выносливых.

– Сакнус – годи [77], – пояснил Яльмар, – Человек Закона. Его слова имеют вес на тинге [78]. Здесь ему привыкли доверять.

Яльмар первый обнаружил, что за ними увязался кто-то ещё. Ни слова никому не говоря, на второй день варяг намеренно отстал, притаился за скалой и вскоре выволок к костру упирающегося барда. Возвращаться Вильям отказался наотрез, тем более что и провизию пришлось бы разделить. Разгорелся спор: брать Вильяма с собой или прогнать, в итоге травник плюнул и махнул на всё рукой. Так путешественников стало восемь, если не считать Рика.

А ещё через два дня их накрыл шторм. Ураганный ветер сбивал с ног, холод не давал дышать, и даже гномы не смогли разжечь огонь, чтобы просушить отсыревшую одежду и обувь. Лошади устали. Рик стал совсем вялым, безразлично плёлся позади и тормозил всю группу. Они вряд ли смогли бы выбраться, если б не их проводник: именно Арне сумел отыскать среди холмов бесформенную каменную хижину, которая служила окрестным жителям охотничьим домиком. Такие строения – здесь их называли «boër» – путешественникам попадались и раньше, но эта неказистая хибара, почти землянка, с маленьким загоном для скота, пришлась особенно кстати. Протёкшую крышу подлатали, навалив на неё пластинок битого сланца, а вскоре разожгли очаг и, наконец, впервые за два дня по-настоящему согрелись.

Шторм бушевал уже два дня, и неизвестно было, когда непогода кончится. Жуга вздохнул, нагнулся и вслед за Яльмаром пролез в дымное нутро натопленной избушки.

Внутри было невероятно душно, зато тепло. Посередине маленького помещения потрескивал огонь, над выложенным глиной очагом лениво булькал котелок. Всю хижину заполнили запахи гороха, пшёнки и промокших шкур.

– Ноги сырые, голова сырая, – пробурчал Вильям, с неудовольствием разглядывая травника. – Какого чёрта ты там шлялся столько времени?

Жуга ничего не ответил.

Бард с Хансеном расположились у окна, затянутого тонким промасленным пергаментом. В двух местах он продрался, отогнувшиеся уголки легонько трепетали на ветру. Натерпевшиеся от холода путники сначала порывались их зашить, но Арне их отговорил: дырочки, как выяснилось, были сделаны нарочно, чтоб сочился свежий воздух. Вильям еле слышно пощипывал струны лютни, Хансен дремал, привалившись к бугристой стене. Дракон загромоздил собой весь дальний угол и хорошо хоть вылезать оттуда не стремился. Остальные разлеглись кто где, подложив под рёбра одеяла и охапки старого сухого дёрна, в изобилии наваленного в хижине. Гномы спорили на своём гортанном языке, негромко, но с жаром – Жуга успел увидеть, как Орге сделал странный жест, будто указывал одновременно на землю и на небо, потом плюнул в костёр и умолк, отвернувшись и нахохлившись, словно большой неряшливый воробей. Из груды одеял сердито поблёскивали его маленькие выцветшие глазки. Завидев травника, все с облегчением задвигались и помаленьку сгрудились вокруг котла, а когда с едой было покончено, стали располагаться ко сну.

В хижине был маленький светильник, слепленный из глины, но всё масло из него путешественники выжгли ещё в первый день, когда пытались развести костёр. Жуга подбросил дров в огонь и смерил взглядом кучу сложенного рядом плавника. Нахмурился. Запас топлива не внушал опасений, но под утро могло похолодать. К тому же ветер сегодня был особенно силён. Жуга помедлил и потянул с потолочной перекладины меховую куртку.

– Ты куда? – вскинулся Хансен. – Не нагулялся,