– Вы думаете, что злоумышленники организуют постоянный пост наблюдения, чтобы вас похитить?

– Сын за меня боится.

– Хорошо. Где бы вы могли со мной встретиться?

– Завтра, часов в пять. Около метро «Чертановская». Или, если вас устроит, приезжайте прямо к нам на квартиру. Моя фамилия Ряузова. Нина Филипповна Ряузова. Запишите, пожалуйста, адрес.

Попрощавшись с Ряузовой, Маслаченко собрался закончить отчет по поводу убийства бездомной Гули Кармановой. Следовало затем составить свое мнение относительно рыбного магазина Агабабова и спихнуть всё это в отдел, занимающийся непосредственно ограблениями.

Задрынькал внутренний телефон. В трубке суматошно прозвучал голос майора Полимеева:

– Андрей, быстро ко мне.

Понимая, что случилась крупная неприятность, Маслаченко через три минуты вошел в кабинет начальника. Там уже маятно ходил вдоль стены Сидорин с особенно раздраженным выражением на усталой физиономии.

– Ах, стерва блатная! Я сразу почувствовал тогда еще, в Склифе, когда она от Слепаковой меня оттерла и выперла из палаты… – каким-то рычащим голосом высказывался взбешенный капитан. – Опытным операм надо давать право: почуял что-то серьезное – в наручники и на допрос. К трубе прицепил и по почкам гладкой доской, чтобы синяков не осталось… – Сидорин посмотрел вдруг куда-то в сторону ледяным взглядом.

– Хватит болтать, Сидорин! – гаркнул хмурый Полимеев. – Прекрати истерику!

– А что, я не прав? Взять бы вчера по интуиции эту сестру милосердия, и Слепакова бы сейчас показания ценные выкладывала… И Сашка бы не валялся с проломанной головой…

– Что с Рытьковым? – испугавшись, спросил Маслаченко; он начинал догадываться о причине взвинченного настроения в кабинете начальника. – Жив?

Всунулась подобострастная фигура дежурного по управлению старлея Блазнина: «Разрешите, товарищ майор?»

– Жив, – мрачно сказал Сидорин.

– Да что теперь-то… – не отвечая Блазнину, Полимеев достал нервным движением сигарету, щелкнул зажигалкой, пустил струей дым. – Рытькова нашли без сознания на квартире Сабло, с разбитым затылком, в своих же браслетах… Вот что значит расхлябанность, несоблюдение правил при задержании… Вот что происходит при глупой, понимаешь ли, самоуверенности… Ах, к девушке поехал! Полюбезничать, поговорить, пошутить… Как это? А? Это оперативная работа! И почему он поехал один? Почему такой детский сад?

– Вы сами послали Рытькова, товарищ майор, – сказал смущенно Маслаченко и отвел глаза. Сидорин злобно ухмыльнулся.

– Ну и что, что я послал… Сами-то понимать должны! А разве Рытьков не знал: за медсестрой Сабло предположительно убийство Слепаковой? И – ничего, никакой осторожности.

– Я ему, товарищ майор, при выходе говорю: «Взял “макарова”, Шурик?» А он мне: «Там другое дело, не понадобится…» Вот тебе и другое дело, – Блазнин крутил головой, показывая особую свою озабоченность в присутствии начальства.

– Ну?! – продолжал возмущаться Полимеев. – Поехал как на свидание, а там, наверно, еще прятался какой-нибудь громила… Ишь, расслабился перед красоткой… Вот и получил! А ты почему с поста ушел? Давай на свое место! Специалисты оперативного розыска… Офицеры…

– Вместо меня Гороховский с Минаковым, – оправдывался Блазнин, еще раз сочувственно вздохнул и ушел в свою стеклянную будку.

– Ты в прокуратуре был? – повернулся к Маслаченко расстроенный Полимеев.

– Так точно. Взял санкцию на проведение медицинского расследования действий, совершенных Юлией Сабло. Отвез в Склиф главврачу.

– Поезжайте с Сидориным на тот адрес, где пострадал Рытьков. Там сейчас работают сотрудники местного управления. Посмотрите, не обнаружено ли чего-нибудь такое. Потом разыщите «Жигули», на которых был Рытьков. И заскочите в больницу узнать про его состояние.

Оба капитана молча вышли из кабинета.

– Я на секунду, Валерий Фомич. Жене только отзвоню. Через минуту догоню вас.

– Звони. Я пока в моторе поковыряюсь.

Маслаченко забежал в свою комнату, набрал домашний номер.

– Это я, Лена. Машку из сада давно забрала? А у меня срочное задание. Задержусь часа на три. Саше Рытькову голову разбили. Не знаю подробностей. Живой, но плох. В больнице. Ну, всё, укладывайтесь. Целую.

Когда шел через проходную, Блазнин шутливо напомнил:

– «Макарова» не забыл? А то тут один не взял…

Маслаченко выбежал на улицу. Сидорин уже сидел в своей «Волге».

– У меня порядок, – сказал он. – Двигаем?

– А куда денешься? – ответил вопросом на вопрос Маслаченко.

* * *

Спустя неделю после начала ее работы в «Салоне» к Гале подъехал с надоевшими комплиментами Пигачёв.

– Расцветаете и благоухаете, мисс, – тонко усмехался прилизанный брюнет с аксельбантом.

– Вы напрасно хвалите меня, Жора. Я совершенно вымоталась. Столько работы! Кошмарный ужас!

– Но старушка Ануш вами довольна. А я терпеливо жду. Весь пылаю, кипение крови достигает предельного градуса.

– Представляю, что меня ожидает! – обольстительно хихикала Галя. – Наверно, я буду пищать в ваших могучих объятиях…

– Галя, прекратите рисовать эротические картины! Иначе я изгрызу сейчас эти бронзовые перила! Кстати, есть один деловой вопрос. Не хотите ли поработать пару вечеров за городом? Оплата по высшей планке, «зелеными». Вы будете довольны, я уверен.

– Где это? – спросила Галя, сделав удивленно-задумчивый вид.

– В Барыбино. От станции несколько остановок автобусом. Я напишу подробно.

– Ехать в такую даль… – Галя поморгала бледно-голубыми глазами в наигранной нерешительности. – И справлюсь ли я? Там, где очень хорошо платят, требования, наверно, такие, что – ого!

– Пустяки, вы справитесь. Ануш Артуровна вас одобряет, и даже этот ваш рыжий со скрипкой. А он-то дотошный и въедливый, все знают.

– Да, Стасик профессионал. Ну что ж… Когда надо ехать?

– Послезавтра. Но есть одно условие. Вернее, традиция. Я как-то вам говорил. Сегодня вы оставляете ваш аккордеон в салоне.

– Зачем? – детская наивность хорошенькой аккордеонистки рассмешила Пигачёва.

– Ей-богу, я не знаю зачем. Какой-то забавный прикол администрации, черт их знает. Вообще-то мы с вами маленькие люди, Галочка. Нам нужно заработать свои деньги, не так ли? И наплевать нам на фокусы и капризы сильных мира сего. Хотят, чтобы вы оставляли аккордеон накануне отъезда, ну и оставьте. К чему вопросы, прелесть моя? На некоторые вопросы нет ответов. А иногда ответы бывают очень неприятные. Короче, вы делаете, что вам советуют, и у вас всё прекрасно. Нет – и у вас проблемы.

– Жора, вы правы. В конце концов, какое мне дело, если платят зеленью. Я оставлю, лишь бы не сперли мой инструмент.