А еще с его семнадцатого этажа упала его жена, собака и хомячок. В этот момент у меня почему-то промелькнуло в голове, что кошку было невозможно достать, потому что она спряталась под диван.

Что за странные мысли?

Старички пили водку «за упокой», а я с ними. Пила и Света, время от времени странно так на меня посматривая и делая всякие знаки.

У нее изо рта пахнет самкой. У нее из-под юбки пахнет самкой, у нее ото всюду пахнет самкой, и я это чувствую, хоть она и на другом конце стола.

Замечаю, что примерно половина старичков облачены в защитные бронекостюмы. Спрашиваю Масленникова, что это такое, на что тот мне отвечает, что скоро такой и мне выдадут, нам предстоит командировка во Францию — добивать того самого парнишку, последнего из тех, кого воскресил черный крест.

Я вытираю носовым платком кровавые слезы. Сильная резь в глазах, от которой хочется избавиться. Ко мне в кабинет, мой три на два закуток, входит Светлана:

— Почему у тебя так темно?

Умоляю ее не жать на выключатель света, который она уже было достала своими коротенькими, но тонкими пальчиками. И в этой полутьме она, уже совсем было наклонившись «слишком» ко мне, буквально шепчет в ухо:

— Тебя вызывает Князев, на совещание.

А потом смеется.

15. Теперь всякий раз приходится прежде чем куда-то идти, с кем-то встречаться смотреть в зеркало, как я выгляжу. Глаз за темными очками не видно. Светло-красное пятно вокруг рта от постоянно вытираемой крови. Пытаюсь улыбнуться… Нет, лучше так не надо. Мне почему-то кажется, что мои зубы за последнее время несколько… как бы это сказать, я понимаю, конечно, что такое невероятно, но мне кажется, что они вытянулись.

16. Хрен Григорьевич старой закалки Князев сидел за столом в своем кабинете в окружении еще шести «старичков». Князев, я наблюдал за ним, на поминках по Прохорову выпил чуть ли не полбутылки водки — и смотрите что? Да он чист, как стеклышко!

Походя сообщив, что милиция предполагает, будто на Прохорова (и это в центре Москвы) напал какой-то хищный крупный зверь, Князев быстро переходит к основной теме совещания:

— Ровно через неделю мы отправляемся во Францию всем составом лаборатории.

Наша цель — найти и уничтожить того самого парня, которого воскресили на кресте последним.

Старички начинают все по очереди высказывать свои соображения, говорить о том, что нужно приготовить, что нужно сделать и взять с собой. Масленников говорит об элементарных мерах безопасности, которые необходимо соблюсти, а на мой вопрос о том, не смущает ли его перевод последних страниц книги 5864, где говорится о том, что если черный крест будет уничтожен, то каждый воскрешенный крестом станет сам себе крест, отвечает, что за всю свою жизнь уничтожил столько «вампиров», что его уже ничто не смущает И, возможно, «сам себе крест» в ином переводе означает что-то типа, «на нем будет поставлен крест». То есть, возможно, что никого нам уничтожать и не придется!

На это Князев возражает, говоря, что по данным нашей разведки «тот самый мальчик» весьма сейчас «безобразничает» в районе объекта 112. Я же возражаю, что, может быть, теперь, после уничтожения креста, ситуация другая, и у нас могут возникнуть проблемы, потому как потребуется применение новых методов в деле уничтожения вампиров, таких, о которых мы еще и ведать не ведаем!

— Снесем ему тыкву и дело с концом, — отвечает Масленников и зевает, не раскрывая рта.

Постепенно и мне здесь становится скучно, и я чуть ли не засыпаю.

17. И мне чудится, что я зверь и должен обойти свои владения — наблюдать, не нарушил ли другой зверь мои пределы.

— Вы куда, Алексей? — будит меня вопрос Князева. — Совещание еще не окончено!

Я очнулся у самой двери, на выходе из кабинета начальника.

— Ой, извините.

— Все нормально? — старички вопросительно разглядывают меня, по всему видно, что я их несколько развлек.

— Все хорошо. — И тут чуть ли не демонстративно — не могу сдержаться — зеваю.

— У вас кровь в уголках губ.

— Извините, спасибо, — достаю свой некогда абсолютно белый, а теперь абсолютно загаженный кровью платок и утираюсь. В такие моменты главное — улыбнуться.

Не знаю зачем, но ко мне наклоняется Гуськов и шепотом говорит:

— У вас такие красивые и большие зубы! Почему-то раньше я этого не замечал.

Все, теперь буду улыбаться, не раскрывая рта. А то ситуация чем-то напоминает «Красную шапочку».

Тогда я еще не понимал, насколько эта ассоциация со сказкой близка к истине.

18. Мило сидим в библиотеке со Светланой и пьем кофе. Она меня пытается приучить пить кофе. Но меня от кофе тошнит. Еще она меня пытается приучить курить дорогие дамские ментольные длинные сигареты. Но от них меня тоже тошнит. Я же ее приучаю говорить правду и только правду, постоянно ловя ее на выдумке, когда она так длинно и многословно рассказывает мне какую-нибудь очередную историю из своей жизни. В том числе и романтическую.

— Светочка, ведь это все уголовщина, — говорю я ей, выслушав ее очередную историю о том, как она соблазнила очередного офицера и как теперь он от нее сходит с ума и постоянно звонит и напрашивается на встречу.

— А кто узнает?

— Света, вы не могли бы мне это не рассказывать больше, а? А то ведь по закону, сами знаете, я должен доложить куда следует.

— Но ты уже недели как три не докладываешь, — натужно пытается высмеять меня она, — по-моему, тебе нравится слушать то, что я тебе рассказываю!

Потом зазвенела моя «внутренняя» рация, и меня вызвали к врачу на обследование перед командировкой, там прививки всякие и прочее. Набор твоих индивидуальных таблеток, которые в дороге должен принимать только ты.

Такое вот фармацевтическое нововведение.

19. Врачи, а наш терапевт, предварительно меня осмотрев, созывает еще нескольких, разных специализаций, о чем-то беседуют, мне не слышно, цокают языками и качают головами.

Потом они начинают исследовать мою носоглотку. Потом рентгеном — зубы. Глазной лезет ко мне в глаза, но я ему не даю толком рассмотреть «глазное дно», как он говорит, потому что слишком болят глаза от света его «фонарика».

— Ну уж, извините!

Они явно чем-то встревожены. И я вижу, что терапевт звонит по телефону, понимаю по шевелению его губ что Князеву. Потом подходит ко мне.

— Князев никак не может оставить вас в Москве. Говорит, что верит, будто вы его талисман. Мы еще подумаем, что с вами, но пока в дорогу я вам дам лекарства, так что они, я думаю, снимут напряжение и температуру.

Выйдя от врачей, я начинаю ощущать мышечную боль.