Такими были субботы.

В будние дни обитатели дома разъезжались по работам, жизнь протекала без происшествий. Разве что у начальника «Взрывтеха» пропали настенные часы. Цены не было этим старинным лондонским часам. Купленные у антиквара, они были гордостью Иосифа-старшего. Кто мог снять их со стены? И самое удивительное, что часы эти через неделю были повешены кем-то неизвестным на свое место. Иосиф смотрел на часы, и в него закралось сомнение. Не вложил ли кто в механизм часов взрывчатку? Случилось такое на днях: сел человек в машину, нажал на стартер – и взлетел в небо. Недоброжелатели есть у каждого.

Начальник «Взрывтеха» послушал ход. Часы тикали подозрительно. Один, в пустой квартире, стал осторожно снимать заднюю крышку, но в какой-то момент страх одолел его, он взял часы на грудь, медленно подошел к окну и выбросил часы во двор. Часы разлетелись на части, взвизгнула пружина, покатились колесики. Взрыва не было.

Ноэ смотрел на жизнь обитателей дома, живущих вне времени. Казалось, что на их часах отсутствуют стрелки, как на циферблате, брошенном во дворе дома.

В первый день мая расцвело дерево перед балконом Ноэ. Прилетели пчелы.

В шесть утра в лучах восходящего солнца, когда по улице шел мускулистый юноша с заспанным лицом, в спортивных трусах и майке, с флагом в руках, спеша к колонне, которая ждала его около университета, старый человек закрыл глаза. Закрыл навсегда.

Над головой старого человека взлетела пчела, пожужжала над ничего уже не слышавшим ухом и поднялась ввысь.

У открытого окна антиквара пчела задержалась, влетела в квартиру. Пронесясь над фарфоровыми статуэтками, над персидскими коврами, она села на язык спящего антиквара и ужалила его.

Антиквар взревел от боли.

Обычно пчела, вонзая свое жало, падает замертво около жертвы. Но эта пчела как ни в чем не бывало отлетела от антиквара и вылетела в окно.

«Антиквар, ты помнишь старую женщину Орбелиани, которой во время войны ты носил керосин? Тогда ты работал керосинщиком, а Орбелиани, бывшая княгиня, пославшая на фронт двух сыновей, за каждый трехлитровый бидон снимала с шеи шнурок со множеством брильянтовых колец. Год ты носил керосин, беря за бидон по кольцу, а когда кончились кольца и старуха попросила тебя оставить ей бидон керосина просто так, ты закричал на нее и унес бидон…

Что, кричишь сейчас, язык вспух?! Больно. Прощай, антиквар».

Пчела подлетела к окну двух Иосифов. И два крика, как два взрыва, раздались в двух спальнях.

Жирный поэт, похожий на патриция, нежился в утренних лучах солнца. Заснул он поздно, вернувшись с банкета, где льстили ему те, кто не мог дочитать до конца ни одного его стиха. Когда-то поэт встретил на улице Галактиона и двух стариков. Они втроем искали что-то потерянное!.. Поэт тогда был худ, небрит и влюбленными глазами смотрел на великого собрата по перу. С тех пор прошло много времени. Он издал пять книг и добился машины, дачи, пайка.

Язык его в открытом спящем рту мгновенно вспух.

Пчела летела вверх.

Вот окна директора бойни, вот окна бывшего мужа учительницы английского языка.

Пчела как-то нехотя влетела в окна Сандро.

Ошалев от укуса, он вскочил, погнался за пчелой, голый выбежал на балкон и увидел отца. Ноэ сидел откинув голову, спокойные черты его лица розовели в утренних лучах солнца.

На улицах звучала народная музыка первомайских оркестров.

Пчела летела вверх, оставив под собой дом, ревущий от боли.

Пчелу манили цветущие склоны горы Мтацминда, за ними Икалто, далее леса Бетании. Цвела вся Грузия…

Вечером по пустой от антиквариата квартире Сандро шла вереница скорбных людей в черных костюмах. Они пожимали руки сыновьям усопшего. У некоторых из соболезнующих были раздуты носы и глаза, некоторые не могли закрыть рты – мешали опухшие языки.

Пчела летела к медоносным цветам…

1983

Манхэттен. Жарко. Много прохожих. Из вынесенного на улицу динамика грохочет музыка рэп.

Александр, молодой, энергичный мужчина, выходит из дверей кафе, поднимает руку, желая остановить такси. Шофер такси замечает Александра. Скрипят тормоза. Александр подходит к желтой машине, открывает дверь, делает движение, чтобы нырнуть внутрь, но, что-то вспомнив, пятится назад.

– Одну секунду, – говорит Александр шоферу, – я оставил сигареты…

Александр быстро пересекает тротуар, входит в стеклянные двери кафе. Видно, как он подходит к столику, берет пачку «Мальборо» и поспешно идет к выходу. На вывеске кафе красуется огромное человеческое ухо. Кафе называется «Ухо Ван Гога».

С верхних этажей каменного дома стремительно падает какой-то предмет. Он ударяется об асфальт и вдребезги разбивается у ног Александра. Александр делает прыжок в сторону, смотрит вверх.

Мрачные серые этажи, некоторые окна открыты – видимо, предмет вылетел оттуда…

Александр опускает голову. Смотрит под ноги. Нагибается, поднимает часть разбитой фаянсовой кружки с надписью «Я люблю Нью-Йорк». Вместо слова «люблю» – красное сердце.

– Я люблю Нью-Йорк, – читает вслух Александр, и произношение выдает в нем не нью-йоркца. Прохожие, видевшие падение фаянсовой кружки, остановились, подняли головы, смотрят на пыльные окна. Пышнотелая черная женщина ухмыляется:

– Попала бы в голову – на месте бы убила…

Шофер такси смотрит в окно машины на разыгравшуюся уличную сценку. Александр с обломком кружки подходит к такси, открывает дверцу, садится на кожаное сиденье. Видит кем-то оставленную монету, механическим жестом кладет монету в карман. Шофер вопросительно смотрит на Александра:

– Куда?

– 207, Лафайет-стрит, Сохо.

– 207, Лафайет-стрит? – переспрашивает шофер, в его голосе слышится удивление.

– Да.

Шофер поворачивает голову и внимательно смотрит на пассажира в зеркальце. Машина трогается. Александр замечает на майке шофера смешной рисунок: Карл Маркс играет в пинг-понг. На правой руке шофера наколка: солнце с расходящимися лучами и имя Никита. Имя написано русскими буквами.

– Вы русский? – спрашивает Александр с интересом.

– Русский… Штольц.

– Немец?!

– Мой прадед, немец Штольц, сто лет назад приехал из Германии в Россию, а я двадцать лет назад – из России в Америку.

– Звать Никита…

– Да… А тебя?

– Александр.

– Давно в Нью-Йорке?

– Приехал на неделю, четвертый месяц никак не уеду…

– И не уедешь.

– Почему?

– Нью-Йорк – это капкан!

Машина затормозила на красный светофор. В окно виден мексиканец, стоящий посреди улицы и торгующий апельсинами. У него лопнул бумажный пакет, посыпались желтые шары. Шофер рассмеялся: